Тайна могильного креста. Юрий Торубаров

что не взял оружие.

      Человек оторвался от работы. Спокойно воткнул длинный нож в пенек и поднялся. Был он выше среднего роста, суховат. Голову украшала копна черных вьющихся волос, из-под которых сверкали такие же черные глаза. Орлиный нос придавал лицу грозное выражение. Но стоило ему улыбнуться, как сразу стало ясно, что душа этого человека открыта для добрых дел.

      – Там всем хватит, – махнул чернявый рукой по направлению к реке. – Я взял несколько штук. Второй день крошки во рту не было. Извини, если что, хозяин. Если против, могу вернуть. И за работу ничего не возьму, – он снова улыбнулся.

      – Да чего там… – Услышав такие слова, Аскольд подобрел. – Надо – бери еще.

      Раздевшись, юноша скользнул в воду. Она приятно обожгла прохладой. Подплыв к сети, Аскольд отвязал от куста дальний конец и потянул ее к берегу. Проплыв немного, почувствовал: что-то держит сеть. Дернул, та не поддавалась. «Видать, зацепилась», – подумал он, и бросив веревку, нырнул глубже. Бредя по дну в поисках зацепившегося места, он вдруг почувствовал, что ноги в чем-то запутались. Аскольд попытался вырваться, но безуспешно. Воздух кончался, а петля с каждым рывком затягивалась еще туже. Сознание покинуло его…

      Когда Аскольд открыл глаза, незнакомец стоял перед кустом и развешивал свою одежду. С прилизанных волос стекала вода.

      – Ну что, отошел? – весело спросил он, почувствовав на себе взгляд. – В следующий раз нырять будешь – осторожнее. Ногой в сеть попал. Пришлось ее резать. Отец, наверное, ругать будет. Улов-то богат, ничего не скажешь! – Чернявый кивнул на сеть, белую от набившейся в нее рыбы.

      Воевода, узнав о случившемся, тотчас велел Аскольду привести спасителя. Сыроватая одежда плотно облегала тело незнакомца, при каждом движении было видно, как под ней играют мускулы.

      – Проси что хошь, – сказал воевода. – Все отдам.

      Человек усмехнулся.

      – Ничего мне не нужно. За доброе дело меня Господь отблагодарит. Да и сам я виноват. Торопился, видать, вот и запутал ее, проклятую. За сеть, что порвал, прости, хозяин, – он склонил голову.

      – Пустое. Далеко ли путь держишь? Може, коня надо – скажи, – воевода не сводил с чернявого глаз.

      – Не надо. А путь мой я и сам не знаю какой.

      Сеча оживился:

      – Что натворил? От кого бежишь? Говори смело, в обиду тебя не дам. Вот крест, – он перекрестился.

      Незнакомец покачал головой.

      – Я и без креста вижу, что справедливый ты человек. Зря не обидишь. А бегу я от своего князя. Попытался он меня, вольную птицу, сделать своим холопом. Умелец я, кузнец. Вот и захотел он, чтобы я только на него работал. Ушел я. Бреду теперь по белу свету, долю лучшую ищу. Да вижу, везде одинаково. Многие норовят зауздать, воли лишить. Князья нынче пошли алчные, только о себе и думают.

      Воевода испытующе посмотрел на кузнеца. Тот не отвел взгляда. «Честен», – решил про себя воевода и спросил:

      – Звать-то тебя как?

      – Еловат.

      – Тут ты,