Наваждение Монгола. Анна Гур

ловит меня за локоть, заставляет стоять на месте и проводит пальцем другой руки по металлу.

      – Идеально.

      Опять смотрит мне в глаза и этот взгляд – он черный, пустой и одновременно кажется, что заглядываешь в бездну.

      Тяжесть колье ощущается слишком остро.

      – Спасибо за подарок.

      Выдавливаю из себя слова, чтобы не молчать. Айдаров берет паузу, чувствую, что сейчас непременно что-то случится. Ощущение гнетущей недосказанности оглушает и мне до безумия хочется снять украшение. Оно холодное, неприятное. Ощущение такое, что мне на шею не украшение ценой в миллионы надели, а слизкий червь обвил горло.

      – Завтра…

      Многозначительно бросает Айдаров и отступает на шаг.

      – Я обязательно его надену.

      Говорю то, что от меня хотят услышать, а сама поднимаю руки, нащупываю замок, пытаюсь расстегнуть удавку.

      – Что ты делаешь, Ярослава?

      – Хочу положить обратно в футляр, не хочу повредить такую красоту.

      – Похвально. Но ты его снять не сможешь.

      – В смысле?!

      Улыбается многозначительно.

      – До завтра. Постарайся выспаться. Следующей ночью спать ты не будешь.

      – Я хочу снять украшение, – пытаюсь, чтобы голос звучал ровно.

      Бросает на меня непонятный взгляд. Разворачивается на каблуках и идет на выход. Вновь давая понять, что с моим мнением никто считаться не будет.

      Как только дверь за Айдаровым закрывается, я тянусь к чертовому колье, дергаю его в агонии, тащу что есть сил, пытаюсь снять, но проклятая удавка лишь больнее впивается острыми гранями в кожу.

      Наконец, понимаю, что украшение не снять, хитрый замок не позволит, и единственное, чего я добьюсь своим дерганьем – это куча ссадин и синяков, а может, и порезов.

      Провожу пальцем по внутренней стороне и от понимания, что эта чертова побрякушка острая изнутри, бросает в холодный пот. Кровь стынет в жилах. В мозгу вспыхивают мысли одна страшнее другой. Чертова удавка ощущается лезвием, которое поднесли к самому горлу.

      – Проклятый Айдаров! – всхлипом вырывается из горла, колени слабеют и я падаю на диван, обнимаю себя руками и начинаю захлебываться слезами.

      – Это ошейник или что-то еще более страшное.

      Хоть разумом и осознаю, что не снять, но пальцы все так же продолжают нервно теребить удавку. Не знаю, сколько я так лежу, но слезы высыхают.

      Закрываю глаза, успокаиваюсь, отстраняюсь от своих переживаний.

      – Чего разлеглась?

      Голос Настасьи заставляет приподняться, а когда сестра видит колье на моей шее, ее передергивает. Она молча изучает украшение, прикусив нижнюю губу, и в глазах ее опять калейдоскопом пролетают непонятные для меня эмоции.

      На нежных щеках сестры вспыхивает румянец.

      – У тебя на шее целое состояние, Яська!

      Улыбаюсь краешком губ сквозь слезы. Я сейчас, скорее, ощущаю себя заключенным, которому булыжник на шею прицепили и вывели к месту казни.

      Не отвечаю, а сводная сестра присматривается к моим опухшим глазам.

      – Я