Наваждение Монгола. Анна Гур

плечу. Дышу шумно. Грудь поднимается в такт с рваными вдохами. И от понимания, что я у него как на ладони, меня опутывает смущением.

      Скользит, опускается к голым коленкам. Прищуривается, а я с трудом заставляю себя не переминаться с ноги на ногу, Монгол смотрит на шрам на моей коленке.

      – Я была резвым ребенком, отметин падений много, – почему-то оправдываюсь.

      Именно моя неидеальность вызывает слишком ярый интерес.

      Скользит взглядом дальше и останавливается на моих поджатых пальчиках на ногах, которые я вонзила в мягкий ворс ковра.

      – Алаайа.

      Опять это странное обращение. Слово, пропитанное чувственной тягучестью. Пауза и оглушающее:

      – У шакала отменный вкус.

      И столько ненависти в этой рубленой фразе, что мне до чертиков становится страшно. Чувствую себя сидящей на аттракционе со смертельным исходом, будто я не пристегнута, лечу навстречу неизбежности и ничего не могу с этим всем поделать. Жизнь сделала кульбит, а я не успела сгруппироваться.

      И как подтверждение следует приказ:

      – Откинь полотенце…

      Отрицательно машу головой. Кивает в знак того, что понял меня. В два шага приближается. Накрывает мои ледяные пальцы своей пятерней, легко выдирает из моих заледеневших пальцев махровую ткань, которую я накинула, чтобы прикрыть плечи.

      Лишает одного слоя самодельной одежды. Чуть отстраняется, ловит меня за руку и смотрит в глаза не мигая.

      Чувствую, как капля падает с мокрых волос и скользит по шее к ключицам, затем вниз. Монгол отслеживает путь капельки страшным, диким, до безумия порочным взглядом и словно натыкается на мое колье…

      Жилы на шее вздуваются, ноздри трепещут, когда цедит вопрос:

      – Подарок женишка?

      Глаза у него темнеют, взгляд становится по настоящему страшным.

      – Да… Это колье – его подарок, если можно так сказать…

      Роняю совсем тихо.

      Делает шаг, приближает лицо ко мне и смотрит в глаза, а мне почему-то хочется завизжать от безумного испуга.

      Поднимаю дрожащие пальцы и накрываю крупный бриллиант, который булыжником висит на золотом обруче.

      Как только увидела это проклятое украшение, меня передернуло. Появилось стойкое ощущение, что это ошейник, а меня сажают на поводок.

      Прикрываю глаза на мгновение, утопая в воспоминании.

      – Ярослава, Мурат Айратович ждет тебя!

      Щебечущий голос Марины доходит до слуха веселым колокольчиком.

      Еще чуть-чуть и я поверю, что мачеха действительно относится ко мне с теплом.

      Быстро вытираю влажные ладони о юбку и, наконец, заставляю себя выйти в гостиную.

      Сразу же выхватываю взглядом громоздкую фигуру Айдарова, восседающего в папином кресле. Удивляюсь, насколько этот человек в чужом доме ведет себя словно хозяин.

      – А вот и невеста, – наигранно хлопает в ладоши Марина, пытаясь развеять гнетущую обстановку.

      – Проходи, Ярослава, – приказывает мой жених. На журнальном столике перед ним стоит черный кофе, приготовленный в