Ставка на проигрыш. Дик Фрэнсис

Эксцессы были в основном по части Люка Джона и лишь изредка – по моей. Разница состояла только в том, что я старался не вмешивать в скандальные истории своих знакомых. Для Люка Джона этой дилеммы не существовало.

      Я вошел в гостиную. Миссис Вудворд и Элизабет смотрели по телевизору программу новостей. Миссис Вудворд украдкой взглянула на часы и отвернулась, неловко маскируя разочарование: до шести оставалось еще полминуты. Сверхурочные ей платили за каждые лишние полчаса, и тут она несколько пережимала по части пунктуальности. Нельзя было опоздать и на пять минут: пять минут шестого – и оплата взималась как за полчаса переработки. Я знал, что скаредность – не главная причина. Она рано овдовела, и ее сын-подросток собирался стать врачом. Насколько я понимал, именно Тайрону предстояло оплачивать его счета в колледже.

      Эта необъявленная война велась по всем правилам хорошего тона и без излишних объяснений. Просто каждое утро я сверял настенные и наручные часы с сигналами времени по Би-би-си и, если опаздывал, платил с улыбкой. Миссис Вудворд была настроена куда благосклоннее, если я являлся в десять минут седьмого, а не без десяти шесть, однако сама по утрам приходила ровно в девять тридцать и ни минутой позже. Вся эта возня с часами тщательно скрывалась от Элизабет.

      Миссис Вудворд была крепкой худощавой женщиной со слабым ланкаширским акцентом и сильным характером. Темные седеющие волосы, темно-карие глаза и решительно очерченный подбородок. Безупречно внимательная и ласковая с Элизабет, она никогда не выходила из себя, разве что работая с пылесосом, который время от времени извергал мусор на пол, вместо того чтобы всасывать его.

      У нас в доме она носила белый нейлоновый халат, что, как ей казалось, автоматически повышало ее статус в глазах визитеров. На эту слабость я смотрел снисходительно. Она сняла халат, повесила его на крючок, и я подал ей темно-синее пальто, с которым она не расставалась вот уже четвертый год.

      – Доброй ночи, мистер Тайрон. Доброй ночи, милая, – попрощалась она, а я, как всегда, поблагодарил ее и сказал, что буду рад видеть утром.

      – Удачный день? – спросила Элизабет, когда я поцеловал ее в лоб. Голос звучал устало. «Спирашелл» ритмично толкал грудную клетку вниз и вверх, и она могла говорить только на выдохе.

      – Встречался с одной девицей, – ответил я и, улыбаясь, рассказал ей о Сэнди Виллис и Зигзаге. Ей нравилось расспрашивать меня о работе, однако ее любопытство быстро угасало, и после долгих лет совместной жизни я научился точно угадывать этот момент по едва заметному расслаблению глазной мышцы. Она редко жаловалась, так как боялась выглядеть в моих глазах ворчуньей и нытиком и больше всего страшилась оказаться мне в тягость. Я никак не мог убедить ее говорить прямо: «Хватит, я устала», хотя всякий раз она соглашалась с моими доводами.

      – Пришлось повидаться с тремя людьми по поводу этой статейки в «Тэлли», – сказал я. – С владельцем, владельцем-тренером и девушкой-конюхом. Сяду писать сразу после ужина. А ты посмотришь телевизор, ладно?

      – Конечно. –