Темный карнавал. Рэй Брэдбери

летний вечер, его начинает трясти.

      Чарли, который бросает в сторону банки рассеянный взгляд и небрежно закуривает. У него все просто отлично – и в жизни, и в мыслях. В душе его царят мир и покой. Никто, кроме Тома Кармоди, не видит в банке того, чего там не было раньше. Все видят только то, что они хотят увидеть. И их мысли шуршат по комнате частым дождем:

      «Это мой ребенок! Мой крохотный малыш!» – вопит мысль миссис Тридден.

      «Кажись, мозг!» – думает старик.

      За ним темнокожий парень хрустнет костяшками пальцев: «Это мамка наша с Бамбуковой средины!»

      Какой-то рыбак посмотрит, поджав губы: «Медуза!»

      «Котенок! Кыс-кыс-кыс! – с плеском упадет мысль в череп Джука. – Котенок!»

      «И так далее, и тому подобное!» – гаркнет старая, вся покрытая морщинами, мысль старухи, – «ночь, болото, смерть, скользкие бледные морские твари!»

      Они помолчали. Потом старик сказал:

      – А все-таки, интересно – это он или она? Или так, не пойми чего?

      Чарли удовлетворенно качнулся в своем кресле, помял в пальцах сигарету, поднес ее ко рту. И посмотрел на Тома Кармоди. Который уже больше никогда не будет усмехаться, стоя в дверях.

      – Сдается мне, что мы никогда этого не узнаем, – сказал он, – да, что-то мне подсказывает. Что не узнаем. – Он усмехнулся.

      Это была просто такая штука в банке – из тех, что передвижной цирк возит по маленьким городкам и показывает за деньги, разбив шатер где-нибудь на отшибе. Бледная гадость, которая плавает в спиртовом растворе и смотрит на тебя своими мертвыми глазками, но так ничего и не видит…

      The Lake

      Озеро

      Небо уменьшили до моего размера и бросили его над озером Мичиган. Добавили туда несколько орущих детей с мячами, прыгающими по желтому песку, парочку чаек, ворчащую маму – и меня, который, пытается вырваться из мокрой волны, придя к выводу, что мир стал слишком мутным и водянистым.

      Я выбежал на берег.

      Мама вытерла меня пушистым полотенцем.

      – Стой там и сушись, – сказала она.

      Я стоял «там» – и смотрел, как солнце по очереди слизывает с моих рук водяные бусинки. И как мое тело заменяет их крупными мурашками.

      – Ну и ветрище, – сказала мама, – надень свитер.

      – Сейчас, только посмотрю на мурашки, – сказал я.

      – Гарольд, – сказала мама.

      Я надел свитер и стал смотреть, как волны поднимаются и обрушиваются на берег. Они не просто обрушивались. Они старались сделать это с особой зеленой грацией. Даже пьяный не смог бы рухнуть на песок так грациозно, как эти волны.

      Был сентябрь. Самый его конец, когда уже совсем грустно, причем без всяких причин. И берег был такой огромный и пустынный, и на нем не больше шести человек. Даже дети не хотели больше гонять мяч. Этот ветер со своим свистом навевал на них тоску. Они просто сидели и смотрели, как по бескрайнему берегу гуляет осень.

      Как один за другим заколачивают свежими досками киоски с хот-догами, запечатывая внутри горчичные, луковые и мясные запахи, которые радовали нас все лето.