Возвращение Ангела. Инна Николаевна Баханцева

Нет уж, пусть

      остаётся пока… Заберёшь после работы… Как не говорить? Отец сам

      его видел… ещё утром, во дворе… Вот и объясняйся… если сможешь…

      Кухня в доме деда.

      …Ангора жарила блинчики, ловко, как повар, подбрасывая

      их на сковородке, складывала аккуратной стопочкой на тарелке, приговаривала:

      – …Это что ещё за дела, от родителей бегать? А, Женюшка?

      Ты что, беспризорник какой? В милицию захотелось? А если б

      под машину угодил?

      – Не угодил бы, – Женя жадно смотрел на растущую стопку

      блинов. – И в милицию бы не попал, не догнали бы, Ангора, я

      бы- стро бегаю…

      – О-о-х, бегун… – вздыхает бабка. – Мал ты еще, Женюшка…

      мал характер свой показывать…

      – Ничего я не мал. Смотри, я уж почти с тебя ростом, – Женя

      встает и меряется с бабкой ростом, при этом незаметно поднимается на мысочки. – Вот… видишь? – ладонью отмеряет верх своей

      13

      головы и упирается бабке под грудь. Бабка улыбается.

      …Женя брал блинчик, ещё горячий, обжигая руки, дул на него, подносил близко к лицу, вдыхая аромат, и только потом запихивал в

      рот почти целиком, жевал, еле ворочая языком…

      – …Потерпеть не можешь, оголодал? Не кормят тебя? С вареньем хочешь или с творогом?

      А Женя уже брал из стопки другой блинчик. Позже, наевшись, выедал серединку и смотрел через неё на верхушки деревьев, на небо, на птиц… Потом – на бабушку.

      Бабушка гладила его по рыжим нечёсаным волосам, вздыхала…

      …Позже она усадила его перед собой на низенький табурет, надела

      на протянутые вверх руки кольцо шерстяной нити, сама же, устроив-шись на кушетке, покрытой персидским ковром, принялась накручи-вать клубки – один за другим – и складывала их рядом с собой.

      Вначале Жене было интересно.

      Ангора напевала себе под нос какую-то непонятную песню, ловко двигались её морщинистые руки, скользила нить по его рукам, росли аккуратненькие клубки около неё на кушетке.

      – …Свяжу тебе свитерок, – прерывала она песню. – Хочешь?

      Мальчик кивал головой.

      – …И варежки… с шарфиком… хочешь?

      Он опять же кивал.

      Но вскоре это ему надоело, да и Ангора устала. Её клонило в сон, и она всё чаще и чаще сникала головой, забывая слова своей песни…

      Когда она и вовсе уснула, захрапев, Женя встал осторожно, надел нитки на спинку стула и, оглядываясь то и дело, на цыпочках

      пошёл в другую комнату – в дедовский кабинет, куда, как он знал, заходить строго-настрого запрещалось.

      Кабинет деда.

      …В кабинете сумрачно. Задвинуты тяжёлые шторы. Письменный

      стол в углу завален книгами и журналами. Стена напротив окон уве-шана коллекционным оружием – шпаги, сабли, кортики, несколько

      пистолетов позапрошлого века, несколько ружей, тоже старинных…

      Посреди комнаты – стол, точнее, стенд со стеклом, под которым на чёрном бархате – несметное количество бабочек…

      Женя молча обходит стол, подолгу рассматривая их, потом

      подходит