Возвращение Ангела. Инна Николаевна Баханцева

только по лицам. Каждого из них он оглядывает

      с головы до ног с каким-то особым интересом.

      – Милые ребята… даже очень… А больше всех вон тот, в обтя-нутой майке… Правда? Он спортсмен?

      Видно, что Воробьёв еле сдерживается, чтобы не сказать ему

      несколько крепких слов.

      – Они все спортсмены. Так который из них?

      Свидетель ещё раз скользит взглядом по выстроившимся

      вдоль стены людям.

      – Просто не верится… какие хорошие лица… Особенно тот чёр-ненький… Он тоже преступник?

      – Они все преступники. Ну, так узнаёте?

      Что-то, видимо, мешает свидетелю определиться с ответом.

      Он достаёт из кармана платок, осторожно прикладывает к лицу, промокая выступившую испарину.

      – У вас проблемы с памятью? – интересуется Воробьёв, раздражённо глядя на свидетеля. – Ваши друзья очень

      огорчатся, когда об этом узнают.

      При упоминании друзей свидетель вздрагивает, забывает

      про капельку пота, висевшую на носу. – Нет, нет, упаси создатель…

      У меня с памятью все прекрасно! У меня отличная память на раз-меры и формы… – поперхнулся, прокашлялся в кулак, – …и лица, л-л-лица… кхе-кхе… Конечно, тот рыженький, вон, вон, – тычет пальцем в Ангелина, в конце, справа… Чего тут не помнить?

      Он и был во дворе… с автоматом …

      …Заключённых выводят из следственной комнаты. Они выходят

      гуськом в сопровождении конвоя.

      – Ангелина оставить! – слышится голос Воробьёва…

      Тюрьма. Камера.

      Женя меряет быстрыми, нервными шагами небольшое пространство камеры, время от времени останавливаясь, так как упира-9

      ется лицом в стену.

      (…Звонит телефон. Протяжные, непонятно откуда идущие гудки…

      Всё громче и всё явственней…)

      Он снова, как загнанный в клетку зверь, мечется по камере.

      Остановившись в очередной раз, вдруг сильно бьёт кулаком

      по мутно-зелёной, запотевшей стене…

      Комната для встреч со следователем.

      – Так и будете молчать, Ангелин? – спрашивает Воробьёв.

      Заключённый будто не слышит его.

      – Саботаж следствия? – интересуется следователь. – Ну, что ж, давай, саботируй дальше. Посмотрим, кому от этого будет хуже…

      Воображаешь ты о себе много, вот что… Думаешь, ты лучше всех?

      Умный? Образованный? Как бы не так. Для меня ты здесь – просто

      уголовник, понял? Душегуб. И место тебе, как говорится, на каторге…

      И я тебе это устрою, можешь не сомневаться…

      Взгляд заключённого резко меняется, становится напряженно-смешливым. В глазах появляется блеск.

      – А ты знаешь, Дятлов, чем мы сейчас отличаемся друг от друга?

      – Я не Дятлов, я – Воробьев…

      – Тебе кажется, что ты очень важная и хитрая птица? – не обращая внимания на слова следователя, продолжает заключённый.

      – Так вот что я тебе скажу, Удодов, а ты слушай… Знаешь, в чём

      между нами разница? Я прямо сейчас могу послать тебя куда

      подальше

      …Хоть