Возвращение Ангела. Инна Николаевна Баханцева

сделал шаг вперёд.

      Женя понял, что будет сейчас, отошёл в сторону, отвернулся и

      зажал уши…

      Раздался выстрел.

      …Потом Женя бежал, не разбирая дороги, и плакал, и деду пришлось догонять его…

      Наконец он остановился, и дед подошёл к нему.

      – …Он не хотел умирать… – сказал Женя.

      – Но он не мог жить, – сказал дед. – Так надо. – Вздохнул, задумавшись о чём-то. – Как на войне....Да и в жизни тоже… – обнял внука за плечи. – Пошли, сынок… Надо идти…

      Двор перед домом матери.

      …Андрей с Женей возятся во дворе с мотоциклом. Разбирают

      мотор, смазывают, чистят… Детали аккуратно разложены на газете.

      Андрей, бодрый, абсолютно трезвый, напевает под нос арии

      из опер.

      – Не люблю я эту современную трескотню, – словно оправдываясь, говорит он. – Души никакой, а слова… ужас… – и

      снова продолжает: «… Я люблю вас, Ольга… Я люблю вас, Ольга»… Чув- ствуешь? Или вот это: «Что день грядущий мне

      готовит… Его мой взор напрасно ловит»…

      Андрей смотрит, как ловко Женя управляется с мотоциклом, улыбается.

      – Что это? – спрашивает он потом, поднимая с земли деталь.

      – Звёздочка, – уверенно отвечает Женя.

      – Точно, она. А какая?

      – Ведущая.

      – Молодец. Шурупишь здорово. Ставь её на место.

      – Хотите, вслепую? – спрашивает Женя.

      – Попижонить? Ну, давай…

      Женя продолжает работу с закрытыми глазами.

      – Вот это да… ученик… ну ты даёшь…

      – Опять разборка-сборка? – интересуется, проходя мимо, 35

      сосед. – Когда же вы на нём ездить-то будете?

      – А это интереснее. Ездить каждый дурак может…

      – отвечает Андрей.

      И всё же, когда ремонт закончен, они заводят мотор и лихо

      выезжают со двора. За рулём Андрей, Женя – за ним…

      Шоссе за городом.

      Мотоцикл мчится на приличной скорости.

      Но теперь за рулём – Женя…

      Андрей сидит сзади, крепко обняв Женю, и поёт во всё горло:

      «…О дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить»…

      Женя улыбается…

      Школа. Актовый зал.

      Школа. Идёт репетиция спектакля. На этот раз, видимо, гене-ральная. Это заметно по одежде актёров. Диман – в чёрном костюме (явно с чужого плеча), на рукаве – свастика, в глазу монокль, который он удерживает с трудом. Лица молодогвардейцев в крови

      (вишнёвый сироп), одежда изорвана в клочья. Они стоят, прижавшись друг к другу.

      – …Увести! – кричит Диман, и трое других гестаповцев прини-маются вырывать из строя ребят, несмотря на их отчаянное сопротивление.

      Одна из девочек (типаж Любки Шевцовой) запевает «Интернационал». Её поддерживают товарищи. Затем – и это, видимо, главная задумка режиссёра – им начинают подпевать зрители, которым подаёт знак пышногрудая пионерка Мальцева (пока что это

      только 10 – 15 учеников, двое учителей – девушка в спортивной

      форме и пожилой человек с орденской колодкой на пиджаке, врач, уборщица в синем халате).

      Двое ребят из