Средневековая история. Цена счастья. Галина Гончарова

где на крыльце уже стоит Ганц Тримейн.

      Двое к Лорану Ивельену, двое к Питеру, один к Амалии, еще двое к детям… Ганц не собирался оставлять никого. Связать и увезти всех. Если это заговор – надо быть втройне осторожными.

      Увезти весь молодняк на допрос, включая близнецов. Ничего, найдут им в Стоунбаге кормилицу, авось с голоду не помрут. А сам Ганц…

      А он перемолвится парой слов с Ивельеном-старшим. Этакий блиц-допрос.

      Все прошло без сучка без задоринки. Ивельенов вытащили фактически из постели – много ли в одной ночной рубашке навоюешь… но Питера все равно профилактически приложили кулаком по затылку, а руки связали всем, включая и больную девочку.

      Жестоко? А ножом в горло от таких нежных-трепетных созданий не получали? Вот у Ганца друг получил. Одного урока за глаза хватило.

      Слуги сидели у себя по комнатам, как мышки. Дверь людской кто-то из вирман предусмотрительно подпер массивным столом, на который взгромоздили еще один – не сдвинешь. Только дворецкий попытался высунуться, получил по голове – и тихо отдыхал в углу, не возмущаясь более произволом.

      Ганц достал кинжал и подошел к Лорану Ивельену.

      – Где бумаги?

      – Вы хоть понимаете, что творите? – прошипел аристократ. – Я вас…

      Дальше слушать стало неинтересно. Таких угроз в своей жизни Ганц получал прорву. Присылали б на пергаменте – лавку бы открыл и торговал. Поэтому кивок Лейфу, кляп – и блеснул кинжал. Ухо вельможного аристократа, одного из знатнейших герцогов королевства, отделилось от головы.

      Хлынула кровь. Лоран весь выгнулся от боли.

      Ганц подождал, пока он чуть придет в себя, и покачал ухом перед его глазами.

      – Ивельен, к этому сейчас добавится второе. А потом пойдем вниз. Пальцы на руках обстригу, да и на ногах… и не только на ногах. Кое-что вообще отрезать буду в три приема. Ты что, не понял? Крести козыри. – Последнее выражение было подцеплено у Лилиан Иртон. – Мы все знаем. А начнешь упрямиться – прикажу убить твоих внуков. У тебя на глазах резать буду, медленно…

      Ивельен попытался изобразить гордое презрение, но получилась жалкая гримаса. Ганц протянул руку к колыбельке.

      – Настоящих внуков, не этих приблудышей. Ты что думаешь, нам неизвестно, чьи они дети?

      Вот теперь пробрало по-настоящему.

      Амалия побледнела так, что черные волосы, казалось, отделились от черепа и парят над ним. Питер пока еще плохо воспринимал окружающее – кулак оказался большим и качественным. А Лоран выглядел… краше в гроб кладут.

      – Я сейчас выну кляп. Заорешь – пеняй на себя. Ты учти: это дело о безопасности короны, то есть у меня все права.

      И золотую бляху под нос.

      – Захочу – сейчас вас всех повешу и поместье подожгу к Мальдонае.

      Не захотели. Лоран кое-как облизнул губы. Взгляд стал… задумчивым, но Ганц опередил:

      – Вот только