Белый пудель. Лучшие повести и рассказы о животных (сборник). Лев Толстой

не было.

      – Говорят, отвори! – повторил он.

      – Да, Гаврила Андреич, – заметил снизу Степан, – ведь он глухой – не слышит.

      Все рассмеялись.

      – Как же быть? – возразил сверху Гаврила.

      – А у него там дыра в двери, – отвечал Степан, – так вы палкой-то пошевелите.

      Гаврила нагнулся.

      – Он ее армяком каким-то заткнул, дыру-то.

      – А вы армяк пропихните внутрь.

      Тут опять раздался глухой лай.

      – Вишь, вишь, сама сказывается, – заметили в толпе и опять рассмеялись.

      Гаврила почесал у себя за ухом.

      – Нет, брат, – продолжал он наконец, – армяк-то ты пропихивай сам, коли хочешь.

      – А что ж, извольте!

      И Степан вскарабкался наверх, взял палку, просунул внутрь армяк и начал болтать в отверстии палкой, приговаривая: «Выходи, выходи!» Он еще болтал палкой, как вдруг дверь каморки быстро распахнулась – вся челядь тотчас кубарем скатилась с лестницы, Гаврила прежде всех. Дядя Хвост запер окно.

      – Ну, ну, ну, ну, – кричал Гаврила со двора, – смотри у меня, смотри!

      Герасим неподвижно стоял на пороге. Толпа собралась у подножия лестницы. Герасим глядел на всех этих людишек в немецких кафтанах сверху, слегка уперши руки в бока; в своей красной крестьянской рубашке он казался каким-то великаном перед ними. Гаврила сделал шаг вперед.

      – Смотри, брат, – промолвил он, – у меня не озорничай.

      И он начал ему объяснять знаками, что барыня, мол, непременно требует твоей собаки: подавай, мол, ее сейчас, а то беда будет.

      Герасим посмотрел на него, указал на собаку, сделал знак рукою у своей шеи, как бы затягивая петлю, и с вопросительным лицом взглянул на дворецкого.

      – Да, да, – возразил тот, кивая головой, – да, непременно.

      Герасим опустил глаза, потом вдруг встряхнулся, опять указал на Муму, которая все время стояла возле него, невинно помахивая хвостом и с любопытством поводя ушами, повторил знак удушения над своей шеей и значительно ударил себя в грудь, как бы объявляя, что он сам берет на себя уничтожить Муму.

      – Да ты обманешь, – замахал ему в ответ Гаврила.

      Герасим поглядел на него, презрительно усмехнулся, опять ударил себя в грудь и захлопнул дверь.

      Все молча переглянулись.

      – Что ж это такое значит? – начал Гаврила. – Он заперся?

      – Оставьте его, Гаврила Андреич, – промолвил Степан, – он сделает, коли обещал. Уж он такой… Уж коли он обещает, это наверное. Он на это не то, что наш брат. Что правда, то правда. Да.

      – Да, – повторили все и тряхнули головами. – Это так. Да.

      Дядя Хвост отворил окно и тоже сказал: «Да».

      – Ну, пожалуй, посмотрим, – возразил Гаврила, – а караул все-таки не снимать. Эй ты, Ерошка! – прибавил он, обращаясь к какому-то бледному человеку, в желтом нанковом казакине, который считался садовником, – что тебе делать? Возьми палку да сиди тут, и чуть что, тотчас ко мне беги!

      Ерошка