Резиновая чума. Алексей Смирнов

Петр Клутыч. Но мог бы и не спрашивать, потому что вопрос не подкрепился мыслью. Ему не пришло в голову, что четырех дней отсутствия слишком мало для Кашля, который, как сказала бы любая милиция, обязательно вернется. Поспит у кого-нибудь, погостит еще и придет домой.

      – Я сказал, что пахнет трупом, – сказал Висюн, удовлетворенно перетаптываясь. – Так и тянет из-под дверей.

      Петр Клутыч понимающе закивал, вернулся к двенадцатой квартире, принюхался.

      – Пахнет, как всегда, – пожал он плечами.

      – Ну да, это до меня только потом дошло, – согласился Висюн. – Мы-то привычные. А менты сразу стали ломать. У них появились подозрения.

      Петр Клутыч кивнул опять, на сей раз – сочувственно.

      – Они, понятно, обозлились, когда никого не нашли, – доверительно признался Висюн. – Ну, а мое дело – сторона.

      Новый вопрос вертелся и никак не складывался в голове Петра Клутыча. Наконец, сложился: удивительно, но это был тот же самый вопрос, только чуть иначе сформулированный:

      – Зачем же ты их вызвал?

      Висюн сделал деловое лицо:

      – Он мне полтинник должен. Пусть, думаю, хоть поищут, а то дождешься его.

      – Ловко! – Петр Клутыч даже улыбнулся, завидуя чужому уму.

      – Я, вообще-то, по-настоящему решил, что пахнет плохо, – признался Висюн. – Про полтинник я только сейчас догадался.

      – Ты же сам говоришь, что привычный…

      – Мало ли… Вышел спросонок, постоял, подышал… Эге, думаю!

      – Короче, ты ничего не знаешь, – подытожил Петр Клутыч.

      Висюн и вправду не знал, но поговорить хотелось.

      – Хороший был человек, – сказал он похоронным голосом. – Жизнелюб. Джентльмен, – он скроил гримасу мученика. – Подавал женщине не только руку, но и хер, и стакан.

      Тут же, припомнив осмотр квартиры следствием, Висюн горестно скривился:

      – Фигуру смотрели. Что это такое, спрашивают. Кого это здесь убили?

      Петр Клутыч сперва не понял, о чем тот говорит, но потом догадался. Кашель постоянно жаловался на домового. Петр Клутыч посоветовал ему нарисовать какую-нибудь магическую фигуру. И Кашель, вооружившись мелком от тараканов, изобразил на полу самого домового, как он себе его представлял. Силуэт. Его рукой водило подсознание, где прочно засели кадры из фильмов про убийства, где после выноса тела на полу остается печальный следственный контур.

      Теперь стало ясно, почему человек в черном держался так неприветливо. Магический контур показался ему насмешкой.

      Вдруг под окно приехало что-то страшное и занялось делом. Лестничная площадка наполнилась адским грохотом, и продолжение разговора стало невозможным. Соседи разошлись по своим скучным норам; Петр Клутыч лег полежать. Однако не лежалось: в голову лезли куцые мысли. С улицы несся шум, разлагавшийся на канонаду отбойного молотка, рев компрессора и чавканье говнососки. Петр Клутыч застегнулся в куртку и отправился погулять.

      У ворот,