Кыш, пернатые!. Александр Гриневский

я решил не сдаваться. – В поезд, конечно, интересно… Да и в дерево тоже… Но уж если превращаться, то во что-то другое.

      – Во что же?

      – Ну, не знаю… В птицу, например. Всё-таки полёт, и всё такое… Вот как это – летать как птица?

      – Что здесь непонятного? Всё просто.

      – А чего же ты сам тогда по земле ходишь? Раз угла не имеешь, где приткнуться, летал бы…

      – Мне не надо. Я не для этого приспособлен.

      – Ха! А для чего?

      – Я по другому делу.

      В тупик разговор зашел. Да что с ним, синюшным, разговаривать. Домой пора. Подмерзать начал. А этому в сандалиях хоть бы хны. Бормочет что-то себе под нос – не разобрать.

      – Ладно, – говорю, – бывай! Не болей и не кашляй.

      Он словно не слышит. Глаза на меня поднял и опять свою пургу гонит, про поезд.

      – Представь, – тихо говорит, еле разбираю, – что ты электровоз. Несёшься в ночи сквозь холод, сквозь темноту, и вот уже солнце встает, рассвет силу набирает, а ты сквозь туман утренний прёшь. Грудь – железная, мощная, давишь на воздух, на пространство, что впереди тебя, пихаешь, раздвигаешь, разбрасываешь по бокам. Не остановить. У тебя тормозной путь – ого-го какой. Не вставай на пути – сметёшь и не заметишь. Станции, полустанки мимо проносятся – сонные, утренние, солнцем освещенные. А ты дальше. Несёшься и несёшься вперёд… Хочешь?

      Смотрит на меня снизу вверх, будто надо ему очень, чтобы я согласился.

      Совсем шизанутый! А поначалу нормальным казался.

      Решил не связываться – пускай себе бормочет. Повернулся и пошёл.

      Услышал только, как он в спину выкрикнул: «Ну, в птицу, так в птицу!»

      Иду по насыпи, по тропинке, чувствую, засиделся, поясницу ломит. Дай, думаю, пройдусь, разомнусь немного.

      У нас, если по брёвнышкам Будайку перейти – а она вот, в пятидесяти метрах от железки журчит, мутную водичку перекатывает, – можно на большую поляну выйти. Там собачники обычно тусуются. Но это утром и вечером, сейчас никого не должно быть.

      Нет – понимаю – что-то не так… Уже не только поясница, уже и спина болит, и шею как-то вбок тянет. Не так что-то со мной. Нерв какой защемило, что ли?

      И вдруг удар по всему телу. Тупой. Изнутри. Как будто по позвоночнику снизу сильно ударили. Но не больно.

      На миг в глазах потемнело.

      И тут же рукава у ветровки – по шву, с треском.

      Вывалилось что-то из рваных рукавов, и до земли…

      Мать моя женщина! Перья! Крылья!

      Свисают по бокам, а рук нет.

      Стою, не понимаю ничего.

      Нет рук!

      Пошевелиться боюсь. Голову повернуть. Замер. Страшно. Глазами из стороны в сторону. Деревья – берёзы, ёлки – стоят. Ветки сухие, трава под ногами. Ветер подул. Заиграли листья, зашелестели.

      Ничего не меняется. Свисают по бокам.

      Я глаза закрыл, а в голове пусто до звона. Ни одной мысли, темно в голове, как за закрытыми веками.

      Лай собачий послышался. И тут словно сознание включили – не должны меня таким увидеть!

      Я – глубже в лес, за деревья. Хотел быстро. Не получается. Не очень-то расходишься, если руки перьями обросли и до земли повисли. А пошевелить