Галлант. Виктория Шваб

цветы словно светятся на ее идеально прямых волосах, кончики которых достают до плеч. Весной в порыве гнева Оливия обрезала пряди. Ее бесила официальная прическа воспитанниц школы Мериланс – косы, поэтому она украла ножницы и обкорнала волосы до воротника – чтобы заплетать было нечего.

      Вспомнив перекошенное лицо матушки Агаты, ее бессильную ярость, Оливия слегка улыбается. Вытаскивает из волос гребень, кладет на место. Почему бы не набрать ванну?

      Она открывает краны, откуда бьет чистая горячая струя, исходя паром. Раздевшись, Оливия забирается в воду и наслаждается почти болезненным жаром. Вдоль стены рядом с ванной выстроились три изящных флакона, все чуть не до верха полные. Пробки тугие, Оливия с трудом открывает одну, но бутылка выскальзывает и падает в воду. В считаные секунды на поверхности вскипают душистые пузырьки; Оливия смеется – негромко, с придыханием, – до того ей кажется нелепым происходящее. День, что начался с чистки картошки на кухне Мериланса, окончился здесь – в доме, где не оказалось ее дяди, зато нашелся мальчик, который хочет, чтобы она ушла, – в ванне, полной лавандового шампуня.

      Оливия ныряет под воду, где тихо и темно, стучит в бортик, и звук негромко разносится по помещению. Словно эхо капель дождя, что барабанят по крыше садового сарая. Она лежит в воде, пока та не остывает и кожа не сморщивается, и даже тогда решает выбираться только потому, что ее ждет обещанный ужин и постель.

      Оливия встает, мысли путаются, руки и ноги тяжелеют. Укутавшись в роскошное белое полотенце, подходит к зеркалу, затуманенному паром. Возможно, все дело в горячей ванне, но щеки Оливии выглядят куда румянее, кожа стала не такой бледной, будто она смыла прежнюю себя, как лавандовую пену.

      Одежда так и валяется кучей серых тряпок на полу. Сжечь бы, но это все, что у нее есть. Оливия открывает шкаф, собираясь бросить туда свой наряд, и замирает.

      Несколько вешалок на перекладине пусты, но остальное пространство забито платьями. Оливия перебирает хлопок, шерсть и шелк.

      Кое-что поедено молью, петли от времени ослабли, и все равно она в жизни не касалась такой красивой одежды.

      Совершенно ясно, что комната когда-то принадлежала какой-то женщине; столь же ясно, что та больше здесь не живет, хотя удивительно, сколько после нее осталось вещей. И еще удивительнее, что комната в полной сохранности, нетронутая – флаконы в ванной, гребень у раковины, платья в шкафу, – будто хозяйка в любой миг может вернуться.

      Заглянув в комод, Оливия находит ночную сорочку. Слишком большую и длинную, но какая разница? Ткань мягкая и теплая, поэтому Оливия с наслаждением в ней тонет.

      Она не слышала, как приходила Ханна, но на пуфике ее поджидает маленький чайный поднос, а на нем – миска тушеного мяса, ломтик хлеба, кусочек масла. А еще – персик. Из прорези замка в двери торчит золотой ключик. Прижавшись ухом к дереву, она поворачивает ключ, наслаждаясь скрежетом защелки и весом металла в своей руке.

      Мясо сытное и горячее, у хлеба хрустящая корочка, а внутри нежный мякиш; персик