Галлант. Виктория Шваб

треск очага и прерывистое дыхание Оливии.

      Она смотрит в камин: письмо исчезло, а с ним и мечты о Галланте. Озирается в поисках чемодана, потом оглядывается на дверь.

      Куда же ей идти?

      – Сегодня об этом тревожиться ни к чему, – вздыхает Ханна. – Утро вечера мудренее.

      Она устало откидывается на спинку дивана, и Эдгар кладет руку ей на плечо. Оливия замечает: Ханна склоняется к нему.

      – Мне жаль, – говорит она. – Мэтью нынче сам не свой. Когда-то он был славным мальчиком.

      В это Оливии верится с трудом. Она пытается перехватить взгляд Эдгара, попросить объяснений, но старик не смотрит на нее. Тогда, опустившись на колени, Оливия начинает собирать осколки вазы, только Ханна ей не дает.

      – Оставь, – говорит она и с усмешкой добавляет: – Ты оказала мне услугу. Я всегда думала, что эта ваза уродливая. Должно быть, ты голодна?

      Оливия вскакивает на ноги. Она не слишком голодна, но Ханна не дожидается ответа.

      – Пойду-ка состряпаю что-нибудь на скорую руку. Эдгар?

      – Идем, дитя, – вздыхает тот, поднимая чемодан гостьи. – Я провожу тебя в комнату.

* * *

      Лестница, по которой Эдгар ведет ее наверх, старая, но прочная. Шаги едва слышны. Оливия перехватывает взгляд своего провожатого и показывает знаками: «Давно вы здесь живете?»

      – Слишком давно, – с усталой улыбкой отвечает тот. – Дольше, чем Мэтью, но не так давно, как Ханна.

      «Вы знали мою мать?»

      – Да. Мы все были убиты горем, когда она исчезла.

      Сердце Оливии частит, в памяти всплывают слова матери.

      Свобода – что за жалкое слово для такого изумительного понятия. Не знаю, каково это, но хочу узнать.

      Ее мать не силой увезли из Галланта. Она ушла по собственной воле. Руки Оливии порхают быстрее, вопросы так и льются:

      «Куда она отправилась? Вы знаете почему? Она вернулась?»

      Эдгар медленно и уверенно качает головой.

      «Она умерла?»

      Этот вопрос Оливия боялась задавать: по правде говоря, она все еще не знала, что сталось с мамой. Читая последние страницы дневника, Оливия всегда воображала, как мать пятится к краю обрыва. Шаг, еще шажок, и вот уже земля уходит из-под ног.

      Каждое слово звучало как прощание, и все же…

      «Она умерла?» – вновь спрашивает Оливия, потому что Эдгар перестал качать головой. Он вжимает ее в плечи, уголки губ опускаются.

      – Прости, – говорит он. – Я не знаю.

      Оливию охватывает досада, но не на Эдгара, а на Грейс, женщину, которая исчезла, оставив после себя лишь потрепанный дневник и молчащее дитя на крыльце школы. На то, что история обрывается, не дойдя до финала.

      Они поднимаются на второй этаж, и Эдгар заводит Оливию в широкий коридор, куда выходят двери комнат. Все закрыты.

      – Ну вот мы и пришли, – провозглашает он, остановившись у второй слева.

      Дверь с шорохом открывается, за ней – чудесная комната, больше спальни любой из матушек и намного красивее.

      Взгляд Оливии сразу падает на кровать – не какую-то койку, а огромную кровать о четырех