Мой любимый шотландец. Эви Данмор

на ее счет, поскольку отлично помнил пощечину, которую она ему залепила. Мисс Гринфилд левша, и только поэтому ей удалось застичь его врасплох, как Люциан понял позднее, – удара слева он никак не ожидал. Да что там, он вообще не ожидал удара: вне ринга на него никто не отваживался поднять руку. За эту пощечину ее зауважала бы сама Айоф Бирн…

      – Я видела репродукции, – сообщила девушка. – Должно быть, в натуральную величину и в исходном цвете она поистине завораживает.

      – Завораживает, значит, – повторил Люциан.

      Она вздернула подбородок.

      – Эта картина – непостижимая, она вызывает чувство неизбывной тоски… Как и все работы прерафаэлитов, кстати. Насколько понимаю, «Офелия» воплощает их главные принципы. Мне думалось, что, посмотрев на картину подольше, я смогу разгадать тайну братства.

      – У прерафаэлитов есть тайна?

      Она кивнула.

      – Нечто в их технике придает сюжету сочность и романтичность, но не приторность, делает его причудливым, но не слащавым. – Мисс Гринфилд говорила быстро и совсем не то, что сказала бы обычная девушка. Ему подумалось, что так выражаются персонажи романов.

      – Неужели у вас не вызывает неприятия, что Офелия вот-вот покончит с собой? – спросил Люциан с неприкрытым сарказмом. Ему следовало бы успокоить девушку, а не шокировать, однако его раззадорили ее маленький курносый носик и наивный восторг перед смертью от утопления.

      Неожиданно ее взгляд смягчился, словно они перешли к обычной беседе.

      – Я предпочитаю думать, что героиня умерла от неразделенной любви, – сообщила Хэрриет, – и нахожу это скорее трагичным, нежели заслуживающим презрения.

      Он посмотрел ей прямо в глаза.

      – Значит, вы считаете трагедию завораживающей?

      Она чуть нахмурилась.

      – Я считаю, что каждый заслуживает любви, за которую готов умереть.

      Он удивленно хмыкнул.

      – Офелия умерла не ради Гамлета, – заметил Люциан, – а из-за него.

      Он это знал, поскольку старик Грэм иногда таскал его в театр на пьесы Шекспира, пытаясь хоть немного окультурить подростка-невежу.

      Складка между бровями мисс Гринфилд углубилась.

      – Похоже, разница для вас существенная.

      – В любом случае это неважно – ни один человек не стоит того, чтобы ради него умирать.

      Она посмотрела на собеседника необычайно серьезно.

      – В таком случае мне вас очень жаль, сэр!

      У Люциана перехватило дыхание – из него словно вышибли дух. Он опустил взгляд на тарелку, заполненную дорогими деликатесами, пробовать которые даже не собирался.

      – Почему вы ее купили? – раздался нежный голос.

      Он поднял взгляд.

      – Когда-нибудь эта картина будет стоить очень дорого.

      Ее лицо вытянулось. Казалось, идея выгоды удручила мисс Гринфилд, хотя сама она ни дня не прожила вне комфорта, который дают большие деньги. Ее кожа была лишним тому подтверждением – сияющая здоровьем и гладкая, словно