О природе вещей. Тит Лукреций Кар

могли бы частицы

      К нашему чувству нестись, чтоб задеть его прикосновеньем.

      Да! Говорить, что весь мир есть огонь, утверждать с Гераклитом,

      Будто бы всякая вещь не считается истинной вещью,

      Если она не огонь, – нахожу я весьма сумасбродным.

      Борется с чувством философ тот и против доводов чувства,

      Ниспровергая все то, от чего достоверность зависит,

      И через что он же сам получил об огне представленье.

      Он признает, что познать можно с точностью чувством лишь пламя,

      Все отрицая другое, будь даже оно очевидно.

      Мненье такое считаю я вздорным и прямо безумным.

      Где ж мы найдем достоверность? И что есть надежнее чувства,

      С помощью коего правду всегда мы от лжи отличаем?

      Но почему предпочтительней все отрицать без разбора,

      Только огню одному придавая значенье в природе,

      Чем отрицать в ней огонь, признавая лишь все остальное?

      То и другое, могу я сказать, одинаково глупо.

      А потому, кто материей мира огонь почитает

      И полагает, что сущее все из огня сотворилось,

      Равно и те, кои воздух началом творенья считают,

      Или по мнению коих вода своей собственной силой

      Образовала все вещи, и кто, наконец, утверждает,

      Что создала все земля, претворившись в природу вещей всех, —

      Все удаляются очень от истины, я полагаю.

      Также и те, кои предполагают двойное начало:

      Воздух примерно с водой сочетают, а воду с землею;

      Кто, наконец, из стихий четырех этих мир образует:

      То есть из пламени, влаги, земли и воздушных течений.

      Между последними стал во главе Умпедокл Агригентский.

      На берегах своих вырастил остров его треугольный⁹,

      Влагой Ионийского моря омытый в широких заливах,

      Там, где лазурные волны холодную тину кидают,

      Там, где, чрез узкий пролив протекая стремительно, море

      Берег Сицилии от Италийской страны отделяет.

      Здесь на просторе Харибда лежит. Здесь и Этна вещает

      Рокотом грозным своим о пылающем скопище гнева,

      Что из расщелин открытых огня извергает потоки

      И небосводу огонь молньеносный назад возвращает.

      Эта страна удивление вызвала разных народов

      Вследствие многих причин, и достойна она обозренья,

      Многими благами славясь и силой оружия граждан.

      Но изо всех этих благ, как мне кажется, самым прекрасным

      Самым святым, драгоценным, вниманья достойным был муж тот,

      Так как в божественном сердце его зарожденные песни

      Громко звучат до сих пор, излагая такие открытья,

      Что человеком едва мы его признаем по рожденью.

      Он, как и много других, упомянутых раньше ученых,

      Ниже стоящих его и сравнительно более мелких,

      Хоть и измыслили многое по вдохновению свыше,

      Из глубины сокровенной сердец изрекли свое мненье,

      Все ж оно праведней и достоверней во всех отношеньях

      Пифии, что на треножнике в Фебовых рощах вещает.

      Да,