Четыре жизни. Ирина Романова

прошли несколько метров от озера. Здесь, среди кучи деревьев стоит одинокая лавочка, а на ней кто-то сидит.

      Мы подошли ближе, там сидела женщина, ее силуэт был до боли знаком. Мурашки пробежали по телу, с каждым шагом убеждаюсь, что мне не кажется. Она посмотрела на меня, и внутри все оборвалось…

      ***

      Это была моя мама. Без сомнения, это она. Ее золотые волосы, которые струились чуть ниже плеч, то самое оранжевое платье с черными кружевами на рукавах, вот только глаза, они должны быть небесно-голубые, как у всех нас, но они были ярко-красные. Казалось, что они светятся.

      Я осторожно подходила, а она напевала колыбельную, которая успокаивала меня, когда было страшно. Как завороженная, я шла навстречу к ней. Страх отступил, сердце колыхалось в груди. Больше ничего не надо, только бы остаться с ней…

      Она смотрит на меня своими красными глазами, будто гипнотизируя, а я покорно подхожу и усаживаюсь на колени подле нее, опустив голову ей на колени.

      Такое страшное спокойствие одолело меня. Смотрю в одну точку, не могу произнести ни слова. Она напевает песенку и аккуратно гладит меня по волосам, по ощущениям, будто не рукой, а корявой веткой. Подпеваю ей, а из глаз текут слезы.

      – Мамочка, надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня, я не смогла помочь тебе, в жизни теперь не расплачусь теперь за свой грех! – роняя градины слез, бормотала я.

      Она продолжала гладить меня, я чувствовала стаю мурашек, которые побежали по мне от макушки и до самых пяток. Я понимала, что это она, но в то же время чувствовала что-то чужое мое сердце то наполнялось теплом, то страхом. Впервые эти месяцы чувствовала умиротворенность, но и в то же время дикий страх, эти чувства сменяли друг друга непрерывно. Такое смешанное чувство во мне загорелось, что даже не находилось слов, чтобы объяснить, что со мной происходит.

      – Даночка, цветочек мой, я так рада тебя видеть. Мне сказали, что ты здесь, я не могла не увидеться с тобой. Я знаю, что случилось. Я очень хотела тебе помочь, кричала, но ты не слышала… – вдруг заговорила мама.

      Я подняла голову, не смогла оторвать от нее глаз, она стала еще красивее, ее лицо светилось, кожа была чисто белая, руки холодны, но я чувствовала теплоту. Она обнимала меня, а у меня внутри загорался огонь. Как я по этим объятиям скучала, как давно не видела ее глаза, не слышала ее голос…

      – Тебе нужно идти, я всегда рядом, я помогу в любую минуту! – она сжала мою руку, а потом положила в нее что-то.

      Дюк истерически завыл, мама сказала, что нам немедленно надо бежать отсюда, затем растворилась. Некоторое время я просидела в ступоре в той же позе на коленях перед пустой лавкой. Дюк был настойчив, мне пришлось встать. Я побежала к нему и Кате, которые были уже на старте, они подгоняли меня. Я спросила у Кати, что происходит, а она сказала, что злые духи почувствовали чужую душу и хотят ее забрать, что мне нужно бежать быстрее, а то они заберут. Мы неслись очень быстро, я уже принюхалась к здешним запахам. Бегу, не смотрю под ноги, а зря. Черная тень схватила меня, и я шмякнулась лицом об землю,