Мельчает. Евгений Федоров

пришло само собой.

      – Выпить хочешь? – с облегчением выдохнул я.

      Йодо взглянул на меня с собачьей надеждой и благодарностью. Грудь у меня сдавило и сердце поперхнулось. Я кивнул в глубину баров на Думской.

      – В кабак? – насторожился он. – А дома у тебя выпить есть?

      – Нет, – почему-то растерялся я.

      – Ты что, алкоголик? – прорезалась былая и всегда непонятная мне ирония.

      – В смысле?

      – Только у алкоголиков в доме ни капли бухла не бывает, – он явно оклемался от внезапности встречи.

      – Ну, сегодня – да, ни капли нет. И, скорее всего, я действительно алкоголик.

      Он улыбнулся, на сей раз как-то по-родственному. Я хлопнул его по плечу.

      – Чувак, не парься, есть у меня деньги.

      Когда-то, бунтуя на родительскую стипендию, он радостно врывался ко мне домой с бутылкой, раскрывал морозилку, задумчиво глядел внутрь, осторожно помещал туда принесённое, захлопывал дверцу, следом заглядывал в холодильник и сочувственно тянул: «Мда-а-а… Вечный ты голодранец. Каждый раз вот так: придёшь к нему с водкой, а у него в доме – полпельменя».

      В последнюю нашу встречу Йодо, накуренный до опухших глаз, пытался что-то объяснить коменданту студенческого общежития и двум милиционерам, сереющим в дверях его комнаты. Я в секунду и без разговоров был выдворен вон, как нелегал в чужой общаге, и последнее, что услышал, заходя в лифт, был смешливый голос Йодо, безоблачно и тепло разливающийся по площадке: «Вы – какие органы? Правоохранительные? Вот и правоохраняйте! Хули про меня-то доебались?» Следующее утро он встретил в военкомате.

      – Пиво? – осведомился я, когда мы разместились в то-ли-баре-то-ли-клубе на пересечении Думской и Ломоносова – самом злачном рок-перекрёстке города.

      – Я бы водочки! – приободрился Йодо, учуяв родные запахи, источаемые замызганными посетителями, преимущественно сизыми.

      Бережно прислонив к стене покалеченную гитару в драном чехле, он рванул к барной стойке.

      – И часто ты теперь по клубам да кабакам? – справился он, вернувшись через минуту с мутным графином в одной руке и двумя полными пены кружками в другой.

      – Не очень.

      – А работаешь где? – Его зад замер над стулом. – А работаешь вообще?

      – В продажах, – нехотя признался я.

      – Правильно говорить не «в продажах», а «продажник».

      Он поставил водку с пивом на стол, излучая благость и комфорт, развалился на хрустнувшем стуле и, тут же подпрыгнув, снова ускакал к бару. Вернувшись с двумя рюмками и пачкой фисташек, он наконец устроился и не налил, а выплюнул водку из графина в рюмки со словами:

      – Не понимаю, зачем тебе по клубам ходить, если ты и на работе отлично деградируешь.

      Размышляя над тем, что его так оживило – наша встреча или бесплатная водка, – я выплеснул огонь в пищевод.

      Йодо сделал то же, зажмурился и, не открывая глаз, отхлебнул полкружки пены.

      – Музыкой занимаешься? Чем вообще живёшь? – мотнул он сальными кудрями.

      Я вновь ощутил