Женские истории, рассказанные мужчиной. Богдан Селиванов

Перед смертью она попросила установить на своей могиле фигуру женщины, гладящую сброшенные крылья ангела. Она сказала, что это сцена из спектакля «Шаги ангела», который ты поставил когда-то в знак любви к ней. В этой фигуре она видит себя, продолжающую оплакивать тебя. На табличке под этой фигурой можно прочесть стихи:

      Мне нельзя, я уже не летаю —

      Крылья вырваны жёсткой рукой.

      До обрыва с улыбкой шагаю,

      чтобы взмыть хоть на миг над землёй.

      Хоть на миг… И в последнем полёте

      Я оставлю себя навсегда

      Вам на память. Как птица на взлёте,

      А не павшая наземь звезда.

      – Папа, я выполнила свою миссию и ухожу, оставляя тебя и маму в вашем вечном покое. Вы его заслужили. Будьте вместе.

      Ой, чуть не забыла! Мама просила станцевать тебе танец на прощание. Она сказала, что это важный момент вашего спектакля…

      Смотри, папа. Я танцую…

      24 часа

      Оля смотрела в зеркало и видела в нём себя из прошлого. Минувшее казалось ей уродливым, отчего собственное отражение смущало изъянами и несовершенством. Она приблизила лицо к отражающему стеклу и, внимательно рассматривая на нём морщины, стала каждой из них давать имя. Глубокие носогубные она решила назвать в честь первого мужа – Сергея, бившего её наотмашь по лицу почти десять лет их совместной жизни. Эти удары нельзя забыть никогда. На вечно отёкшем от побоев лице и зародились эти две ломанные линии.

      – Сергеевы морщины, – почти шёпотом проговорила она, словно боясь, что снова накликает давно рассыпавшуюся в пепел беду. Нарекая морщины именем бывшего мужа, Оля возлагала на него всю ответственность за безвременно утраченную молодость. Она была не виновата, виноватым признан он. И свидетельство тому – две глубокие линии, заковавшие в гримасе страха её девичью застенчивую улыбку. Страх, он остался, и он – печать на лице. Пальцы обеих кистей осторожно прикоснулись к поломанной коже возле губ и стали медленно и осторожно, едва касаясь лица, подниматься к глазам. Она уже знала имя, которым назовёт морщины под ними…

      Оля закрыла глаза и сделала это для того, чтобы дать полную свободу подушечкам пальцев, обследующих испещрённую множеством морщин кожу под глазами. Странно, но тактильно чувствуя шероховатости и неровности, она испытывала к ним уважение и ни в коем случае не стеснялась их. Ведь они были – Алёшины морщины…

      Алёшенька, младший сыночек, безвременно ушедший из жизни в десять лет. Лейкемия. Потоки слёз от страданий по потере сына размыли кожу под глазами, превратив её в долины, испещрённые высохшими руслами. Долины страха и ужаса, исковерканные переживаниями, а русла морщин в них сейчас – как мемориалы памяти пережитой беды.

      Лоб. И на лбу отпечаток страха, заковавшего в свои морщинистые оковы её борьбу с безденежьем и вечным противостоянием с властной, деспотичной матерью.

      – Мария, –