Настоящий полицейский. Иван Прохоров

вздумай снова опоздать! Не хватало мне опять выслушивать жалобы на тебя! – сердито сказала мать и вышла из комнаты.

      Неужели это и впрямь происходит? Навсегда или на время? Должен он быть паинькой или может сотрясать основы мироздания? От вопросов голова шла кругом, а на нее уже сыпались другие, более прозаические. Должен ли он вообще идти в школу? Во сколько начало уроков? Что за белоснежная тетрадка и почему он так волнуется?

      Рюкзак со сломанной молнией он нашел под столом, а внутри ту самую тетрадку, именуемую дневником, правда, совсем не белоснежную, а потрепанную с отпечатком чьей-то подошвы на обороте.

      Смутно знакомый детский почерк сообщил, что сегодня его ждали русский язык, химия, физкультура, история и какая-то аббревиатура в виде «МХК», которую он даже не пытался расшифровывать. Если начало в девять, то времени еще полно – на его часах «Электроника» только восемь ноль две. Однако увидев его выходящим из ванной, мать буквально вытолкала его за дверь: «не беси меня!»

      Данилов вышел в промозглое утро, подняв воротник куртки. Ветер бил в лицо, мокрые листья прилипали к старым кроссовкам. Он смотрел на них, вспоминая, что последний раз видел их (или увидит?) в девятом классе висящими высоко на дереве в окрестностях озера Селигер.

      Пересекая школьный стадион, Данилов посматривал на тыльный фасад школы. С этого ракурса она немного походила на Хогвартс – одна из ранних типовых школьных пятиэтажек, когда в архитектуре еще доминировал сталинский неоклассицизм. Сходству способствовали торцевые кирпичные трубы, походившие на башни и восьмигранные окна на последних этажах лестничных пролетов, выдвинутых рублеными эркерами. А может дело в этом темно-бордовом фасаде на фоне вечнозеленых елей.

      Он шел по промокшей траве и вспоминал, как однажды давным-давно в белой рубашке и брюках, с перекинутой через плечо лентой «Выпускник» шел этим же путем в обратном направлении по залитому июньским солнцем стадиону. Он уже прощался. Ему было восемнадцать, когда отец прислал доверенность, и он продал за копейки, все что осталось от их семьи, вышел на школьный двор, чтобы последний раз взглянуть на него.

      Здесь когда-то давно они еще совсем детьми носились по покрышкам вдоль беговых дорожек, и также давно он сдавал школьный экзамен по физкультуре. Здесь по сугробам отец катал их на санках, а летом они играли в футбол, порой он дрался под сенью этих яблонь в неформальной курилке у котельной, и там же, под окнами класса трудов пробовал первую сигарету, а через год впервые напился до беспамятства яблочным сидром и пришел домой. Вот только ругать его за пьянство было некому. И здесь же каждый вечер на протяжении одиннадцатого класса он нарезал с секундомером круги, готовясь к экзаменам в академию МВД. Преддверие конца. Радость и волнение, в дождь и зной, но чаще в холод он ходил этой дорогой, включая самые волнующие дни после долгих летних каникул, под звучание приближающейся осенней песни «Учат в школе». Иногда, ему снился сон, что он все еще идет этой дорогой – снова в школу, но он никогда бы не подумал, что этот сон однажды станет явью.

      У торцевого фасада курили несколько парней и пара девчонок – наверное, старшеклассники,