Вещи, о которых мы не можем рассказать. Келли Риммер

мы будем жить на это? – спросила я родителей. – У нас так много работы – как мы сможем управляться на ферме только втроем, когда они кормят нас такими крохами?

      – Есть много людей, которым приходится хуже, чем нам, – ответила мама.

      – Хуже?!

      Это казалось непостижимым. Мамин взгляд стал нетерпеливым, но на этот раз заговорил отец:

      – Это почти семьсот калорий в день на каждого из нас. Евреям выделяется всего по двести калорий в день. И, детка, ты, похоже, всерьез считаешь, что наша работа на ферме тяжелая? В следующий раз поедем со мной в город, и посмотришь, как обращаются с еврейскими рабочими бригадами.

      – Я хочу поехать в город! – возмутилась я, вздернув подбородок. – Ты мне не позволяешь!

      – Там небезопасно, Алина! Ты знаешь, что эти монстры сделали с некоторыми девушками в городке? Знаешь ли ты, что может…

      – Мы справимся, – внезапно прервала его мама, и все замолчали. Мне казалось, что у нас был выбор: нарушить правила и выжить или следовать правилам и голодать, и я боялась, что мои родители выберут второй вариант. Я прочистила горло и предложила:

      – Мы могли бы просто оставить немного нашей еды… совсем чуть-чуть? Мы можем просто взять несколько яиц или немного овощей…

      – Нацисты говорят, что наши фермы теперь принадлежат рейху, – ответил отец. – Сокрытие нашей продукции приведет к тому, что мы окажемся в тюрьме или еще хуже. Даже не думай об этом, Алина!

      – Но…

      – Оставь это, Алина, – твердо проговорила мама. Я в отчаянии посмотрела на нее, но отметила про себя ее решительную позу. Язык ее тела сказал мне то, что она не произнесла вслух: у мамы был план, но она не собиралась делиться им со мной. – Просто делай свою работу и перестань задавать так много вопросов. Когда тебе нужно будет волноваться, мы с отцом скажем тебе, чтобы ты волновалась.

      – Я уже не маленькая, мама! – воскликнула я в отчаянии. – Ты обращаешься со мной как с ребенком!

      – Ты и есть ребенок! – возразил отец. Его голос дрожал от избытка чувств и печали. Мы впились глазами друг в друга, и я увидела, как во взгляде отца заблестели слезы. Я была так потрясена этим, что не совсем понимала, что делать. Желание настаивать и спорить с ними исчезло в одно мгновение. Отец быстро заморгал, глубоко вздохнул и сказал неровно: – Ты наш ребенок, и ты единственное, за что нам осталось бороться. Мы сделаем все, что должны, чтобы защитить тебя, Алина, и тебе следует дважды подумать, прежде чем задавать нам вопросы. – Его ноздри внезапно раздулись, и он указал на дверь, когда слезы в его глазах начали набухать. – Иди и делай свою чертову работу!

      Я хотела настоять, и я бы это сделала, если бы не эти пугающие слезы в глазах отца.

      После того дня я смирилась и просто продолжала двигаться в том ритме, в котором работа поглощала мою жизнь.

* * *

      В не по сезону теплый день поздней осени я работала на ягодном участке, который находился рядом с домом в том месте, где склон становился круче. Ранний ветер улегся, и солнце теперь