Синий шиповник. Дарья Безинская

села напротив сконцентрированной Киры.

      – Ну, тут немного затянут диалог. Я бы сократила.

      – Сокращай, со стороны виднее, – она обычно занималась сценариями для любовных драм, но имела большой опыт, поэтому я бы не стала спорить.

      – Ну вот здесь бы уже какую-то сцену с музыкой, грандиозную, – сценарист отняла взгляд от страниц, – знаешь, я бы и начала бы с чего-то яркого, динамичного. Это же Петр Великий.

      – Ну, я не знаю. Можно с потешного боя на воде.

      За один день мы вместе перестроили концепцию и написали двести листов. Свежий взгляд помог мне найти что-то интересное в уже избитой теме. В моей душе, которую охватила буря страха перед строгими министрами, воцарился штиль. Поэтому ночью я смогла нормально поспать. Сценарий был готов через несколько дней. И пока Росцензура разбирала тексты по косточкам, мы сели с Гошей за раскадровку.

      – Наверное, больше крупных планов с Петром, – говорила я, разглядывая ватманы Георгия.

      – Зрителей не затошнит от щек Яшки?

      – Ну, это же прямой заказ.

      – Но щеки все же…

      – У каждого свое представление о красоте, – протянула.

      – Да, я забыл. Тебе нравятся люди с квадратными мордами.

      – Можно подумать, у тебя…

      – Мое лицо – ромбиком, – Гоша обвел в воздухе пальцем геометрическую фигуру.

      – Просто скажи: ты нарисуешь еще пару планов?

      – Конечно.

      Через неделю работы сумасшедшими темпами Правительство уже интересовалось, как все продвигается. А Росцензура зарезала кучу сцен из-за того, что в них первый император России недостаточно героически выглядит. Чиновникам – совсем не до драматургии. Им главное, чтобы были соблюдены главные требования к образам в фильме. Мы проклинали цензоров и переписывали все моменты, вызвавшие порицание. Мне вернули сценарий в третий раз снова с красными пометками на полях.

      – Еще чуть-чуть, и я начну убивать, – грустным голосом сказала Кира, листая правки.

      – Сделай одолжение, пожалуйста, – я улыбнулась. – Там на втором этаже поворачиваешь направо, до упора, на табличке написано "Людов".

      – А, Людоедик? Ну, тогда все понятно.

      Теперь мы уже и вдвоем не спали ночью. Сидели на кухне Лены и правили сцены с императором. "Ох, Толик", – думала я. – "Взять бы тебя сюда, ты бы увидел, как снимают кино". Раскадровки тоже не пришлись ко двору. Я отдала вечером Лене пять копий сценариев для отправки актерам, и побежала с ватманами к Гоше. Он жил на набережной Ангары, в маленькой, но милой квартирке на втором этаже. Я свистнула два раза, это был наш знак. Еще в университете я привыкла приходить под окна к другу и свистеть. В подъезде работал противный старый консьерж, который никогда меня не впускал. Георгий должен был сам спуститься за мной. Он выглянул с лоджии:

      – Шо? Опять? – спросил ассистент, пародируя голос великого актера Папанова.

      Я развела руками. В квартире пахло блинами. Я разулась и понесла раскадровки в комнату.

      – Кушать будешь? – спросил Гоша.

      – Надо скорее