Ветер и крылья. Старые дороги. Галина Гончарова

через камыши мчалась, как будто сам дьявол погонял, мы и опомниться не успели. Он дана рванул – и дальше помчался. Мы подбегаем, а там живот распорот, внутренности на землю вывалились… ну мы уж кое-как… простите, дана.

      Мия побелела.

      Ранение в живот? Да такое?

      Приговор.

      Она, конечно, дождется лекаря. Она будет бороться до конца. Но…

      – Надо написать дяде Джакомо. Все очень серьезно.

      Томас кивнул.

      А девочка-то умница. И не кричит, не орет, не бьется в истерике… другая б на ее месте… Впрочем, вот вам эданна Фьора. Тихо лежит в глубоком обмороке. А малышка решает, что надо сделать.

      – Напишите, дана. Вы сумеете? А я сейчас и отвезу письмо-то… до Эвроны путь неблизкий. Пока доеду, пока дана Джакомо найду…

      Мия закрыла глаза.

      На секунду, только на секунду. А потом выпрямилась.

      – Ньор Томас, прошу вас пока побыть с моим отцом. Я скоро вернусь.

      И вышла. Писать письмо…

* * *

      Так ли это легко – написать письмо?

      Ну… если вы хорошо умеете писать – то да. Мия этим похвастаться не могла, как и остальные отпрыски рода Феретти.

      Падре Уго их учил, конечно, и Мия могла что-то прочитать, и написать могла, хоть и с горем пополам, но…

      Написать. А бумага в кабинете отца. Там же чернила и печать.

      В кабинет отца запрещено заходить всем. Даже эданне Фьоре. Если отец узнает, он Мию просто выпорет. На конюшне. Хлыстом.

      Один раз ей досталось за то, что она подглядывала за конюхом и служанкой… но это сейчас не важно. Ладно! Если отец выживет – пусть порет! Мия потерпит!

      И девочка решительно вошла в кабинет.

      Там было темно и прохладно, тяжелые бархатные шторы, бывшие некогда темно-зелеными, а сейчас скорее грязно-бурыми, практически не пропускали света.

      Мия решительно раздернула их в стороны.

      – Так…

      В ящиках стола последовательно нашлись: бутылки, кинжал, пистоль (правда, сломанный), порох и пули, карты и дамские чулки сиреневого цвета, книжка с картинками, при виде которых Мия сначала покраснела, а потом подумала и сунула книжку себе за пазуху.

      Вряд ли отец хватится пропажи в ближайшее время. Она успеет ее просмотреть… ну и прочитать, если получится. Читала Мия откровенно плохо и медленно.

      А вот и бумага. И чернильница… здесь на донышке. Песочница, восковая палочка, печать рода Феретти…

      Мия не стала садиться. Ей было бы неудобно, в кресле отца она могла два раза утонуть.

      Она подвинула скамеечку для ног поближе к столу, встала на нее и положила перед собой лист бумаги. Медленно, вспоминая уроки доброго падре, вывела несколько слов. Перо нещадно царапало бумагу, а в одном месте даже прорвало ее, но не сильно, самым кончиком. Присыпала песком, подождала, пока высохнут чернила. Свернула бумагу так, чтобы получился конверт, растопила восковую палочку и накапала воска.

      Приложила печать.

      Вот так.

      Теперь подождать, пока застынет воск… это быстро.

      И к Томасу. Пусть мчится стрелой.

      Папочка… только выживи! Можешь меня хоть три раза выпороть, только