Чёрная Земля. Василий Павлович Щепетнев

дело нехитрое. Да только что за клуб в церкви? Мы ведь соглашались поставить красную избу, обществом. Почто церковь было портить?

      – Ты, брат, того… Не нами решалось, сам знаешь. А для клуба мы ее и не портили, напротив. Забыл разве, какой она стала? А ребятишки наши прибрали ее, сколько выгребли всего, побелили…

      Самовар сопел, не обращая внимание на чаевничающих.

      – Подумаем. Осенью. Сейчас не до того, – ответил, отметая назойливых мух.

      – Осенью, то само собой. Сейчас бы для начала хоть трошки – литературу, книг приобрести, всякую мелочь.

      Хозяин сделал вид, что не слышит.

      – Чай вот добрый, Никитинский. Из города куплен. Пейте, пейте, и сахару не забывайте, – сахар был – вприкуску. Сколы, белые, хрупкие, лежали в сахарнице. Голубая, тонкого фарфора, сахарница меж грубой фаянсовой посуды казалась институткой на трудовой повинности.

      – Благодарствуем. Пора нам, – и Василь откланялся. То есть, он не кланялся, просто встал, повел неопределенно рукой – и все.

      – Спасибо, – Никифоров поставил недопитое блюдце на стол. Уходить не хотелось, но он здесь – не главный.

      – Я не копейки просить зашел, – объяснял Василь, когда они отошли подальше. – Прощупывал. Как он чувствует себя.

      – Зачем?

      – Убили-то на его земле. Любой бы волновался. А он – спокойствие выпячивает, не причем-де я.

      – Ведь Костюхин на свадьбе был.

      – Так-то оно так, а все же… Ничего, пусть знает, что мы не простачки, поволнуется. Чай Никитинский пьет, подумать…

      – А богатое у вас село, – переменил тему Никифоров. – Дома какие…

      – Немалые, – охотно согласился Василь. – Что дома, дома – это снаружи. Подвалы под ними – поболее будут.

      – Подвалы?

      – Конечно. Вино где хранить? От века село виноделием промышляет. Бочки – на заказ, стоведерные встречаются. Думаешь, по земле идешь, а под тобой винища – море разливанное. Правда, ненадежный нынче промысел.

      – Отчего же?

      – Вино, особенно дорогое, оно для дворцов, а у нас дворцам война. Нэпманов поприжмут, кто ж станет по червонцу за бутылку платить? Рабочему человеку водочка милее, она без обману хлопнешь стопку, и тепло, и весело. Ты как, употребляешь?

      – Иногда, – вчерашняя отвальная выглядела сейчас иначе, но повторять все еще не хотелось.

      – Отец твой меру знал. А вот здесь товарищ Купа живет. И я с ним, по-родственному.

      Дом был не менее других, но – несвежий, неряшливый, дом – на время. Дырявая плетеная корзина, валявшаяся на земле, вольный бурьян у загороди, беспрестанно трепыхавшиеся на веревке тряпки, повешенные, верно, для просушки и забытые до нужды в них.

      Василь приоткрыл калитку, скрипнувшую на сухих петлях.

      – Тебя не зову. Товарищу Купе, сам понимаешь, не до гостей.

      – Понимаю, понимаю, – забормотал Никифоров.

      – Теперь, ежели что, знаешь, где меня найти. Погуляй, а мне пора.

      Никифорову гулять не хотелось. Да и вечереет. Он повернул назад, к знакомым местам. Потихоньку, не разом