Багульника розовый дым. Георгий Росс

солью картошку. И не было ничего вкуснее ее печеного аромата. Звонкоголосые, неугомонные и безумно веселые мы подрастали, как хворост на охрипших ветрах, незанеженные ласковым солнцем, под калеными холодами и неурядицами вместе с родителями в одной упряжке. Неторопливые дожди засевали свои зерна в наши светлые души, и потому мы росли, как на опаре, в абсолютной гармонии с окружающей природой и всеми ее обитателями. У того времени, пожалуй, был единственный недостаток, как-то выразилась мама, что нам всякий день хотелось есть. И это было ее стихийным бедствием! А ели мы, все сметая под метелку на косогорах: выкапывали луковицы саранок, набивали фиолетовые рты цветами багульника, рвали цибулю и пучки луговые, жевали мангыр, грызли сладкую смолу лиственницы.

      Однажды мама, задумчиво поглаживая свое девичье пальто, спустя годы уже изрядно поношенное и выцветшее, вздохнув и будто прощаясь, закрыла его в сундуке, где под «культурным» слоем всякого барахла уже давно были погребены и фетровые боты, отгулявшие свое и задохнувшиеся в запахе нафталина. Судьба даже в скромные планы моих родителей бесцеремонно вносила свои поправки. Случилось как-то так, что это мамино голубое пальто с лисой так и осталось самым теплым воспоминанием о какой-то недосягаемо счастливой, далекой, как мечта, благополучной жизни. Обремененные большим хозяйством, они не тяготились отсутствием красивой одежды, комфортно себя чувствуя в обычных фуфайках.

      На ту пору сестренка с братом учились в Ново-Троицкой семилетке и жили там в интернате. Это обстоятельство как-то обязывало родителей одевать ребятишек поприличнее. И потому перед началом учебного года, придвинув скрипучий, невесть откуда появившийся в нашем доме венский стул, мама села за швейную машинку «Зингер», которая была единственным в доме предметом поклонения и гордости. Стояла в красном углу, потрясая своим роскошеством и множеством никелированных винтиков. Прикасаться к ней категорически было запрещено. А мне просто до боли в животе хотелось нажать на педальку и крутануть эту диковинную железную недотрогу.

      О чем-то думая, склонившись, мама распарывала свою давнюю мечту из голубого сукна и долго что-то кроила и строчила на машинке. Через пару дней счастливая Раечка уже примеряла пальтишко, которое получилось очень недурно, и было почти незаметно, что сукно пришлось перелицевать. Она юлой крутилась и пританцовывала перед маленьким щербатым зеркалом. Ее темные глазенки, словно ягоды черемухи, светились от радости. Мама так бурно не проявляла себя, но, по всему, была тоже довольна.

      Прошло еще несколько лет. Валерка уже заканчивал семилетку, а ваш покорный слуга один отмеривал известный маршрут до поселка Танха, где была начальная школа, по той же заезженной санями и лесовозами дороге, по которой ходили когда-то мой старший брат и сестренка, минуя отвал. Зная, в каких трудах достается родителям каждая копеечка, я никогда для себя ничего не просил. Бывало, мама глянет чуть оторопело, по-особенному на то, что когда-то называлось одеждой,