Жестокий век. Исай Калашников

А что, правильно. Старье куда годно? Только еду переводить.

      Нукер был не молод. Из-под шапки на покатый морщинистый лоб налезали седеющие волосы, широкие зубы были желты, как у старой лошади. Чиледу со злым удовольствием сказал:

      – Вот попадешь к тайчиутам или кэрэитам, тебя тоже прикончат дорогой.

      – Хо! Сказал тоже! Я еще не старый.

      – У тебя рот большой, жрать, должно быть, здоровый. Таких убивают в первую голову.

      Разозлила Чиледу не хвастливость нукера и не то, что кому-то там убавили срок жизни, – так делали почти всегда: немощные, старые пленные обуза, от них избавлялись не задумываясь, обидно было, что не участвовал в этом набеге, упустил еще один случай узнать что-нибудь.

      Возле большой белой юрты Тохто-беки толпились разные люди, но дверная стража никого не пускала к нойону. В юрте кроме Тохто-беки были его старшие сыновья – Тогус-беки, Хуту, нойоны Тайр-Усун и Хаатай-Дармала. Чиледу начал было рассказывать, как и где прошли через кочевья тайчиутов, но Тохто-беки нетерпеливо дернул головой, навеки склоненной к правому плечу, приказал:

      – Говори о татарах. О Мэгуджин Сэулту.

      – Мэгуджин Сэулту сказал: «Кони мои сыты, колчаны полны стрел, мечи остро наточены…»

      – Хвастун! – обронил Тайр-Усун, поморщившись.

      – Ему есть чем хвастать, – возразил Тохто-беки. – Но подожди…

      – «…однако, – сказал Мэгуджин Сэулту, – у наших мечей одно острие, и повернуто оно в сторону Алтан-хана». Тогда я, простите за дерзость, высокородные нойоны, сказал ему так: если охотник поворачивается спиной к рыси, сидящей на дереве, она падает на него и вонзает в шею клыки.

      – Ты сказал ему правильно! – одобрил Тохто-беки. – Но все это, я думаю, он понимает и сам.

      – Да, понимает. Он сказал, что, когда с одной стороны тебя подстерегает рысь, а с другой рычит тигр, безопаснее стать лицом к тигру. Рысь либо прыгнет, либо нет. Тогда я сказал ему: пока тигр рычит, готовясь к нападению, есть время отогнать рысь туда, где ее перехватит второй охотник. После этого разговора Мэгуджин Сэулту собрал своих нойонов. Они долго думали, потом сказали мне: «Мы согласны помочь вам».

      – Они думали при тебе? – спросил Тохто-беки.

      – Нет, без меня. Но я подарил баурчи Мэгуджин Сэулту нож с рукояткой из белой кости, и он мне рассказал, что нойоны долго спорили. Мэгуджин Сэулту с большим трудом склонил их к единодумию… Но, на мой худой ум, некрепкое это единодумие может кончиться в любое время.

      Хаатай-Дармала, грузный человек, с красным, прошитым синими прожилками лицом, многозначительно покашлял.

      – Татары будут с нами. – Поднял толстый палец с кривым ногтем. – Я это говорил всегда.

      Чиледу только сейчас заметил, что Хаатай-Дармала по ноздри налил себе архи и держится прямо с большим трудом. Сыновья Тохто-беки – оба невысокие, плотные, узкоглазые и быстрые в движениях, как отец, – едва Хаатай-Дармала открыл рот, с веселым ожиданием уставились на него, младший, Хуту, прыснул