Брюсова жила. Василий Павлович Щепетнев

мой. Двоюродный, – пояснил Санька. – Он Урюка… То есть Джоя взялся перевоспитывать.

      – Как интересно… Я тоже хотела, да только побоялась.

      – Урюка? – Петька нахально встрял в разговор. Где он прежде-то был?

      – Нет. Малкова. У него глаза странные. То карие, то голубые.

      – Такого не бывает, – авторитетно ответил Пирог. – Глаза – это тебе не платья-юбочки. Один раз надел – и всё, носи, пока не сносятся.

      – А у Малкова бывает. Да ты не поймешь, – протянула Наташка. – А вот Санька…

      – Я понимаю, – торопливо сказал Санька. – Состояние души…

      – Рядом, Джой, – скомандовал Корнейка, и пес послушно встал у левой ноги.

      – Он теперь что, с нами? – обиженный Петька сделал вид, что Наташки и вовсе нет рядом.

      – С нами. А что?

      – Нет, ничего. Хороший Урю… нет, Джой. Хорошая собака.

      Пес вопросительно посмотрел на Корнейку. Тот подсказывать не стал, думай, друг, сам.

      Джой вильнул хвостом – чуть-чуть.

      – А Равиль вас ждет, – Наташка слезла с велосипеда. Давно пора.

      – Чего нас ждать. Вот мы все, как на ладони, – Санька пытался успокоиться. Действительно, чего волновался? А сердце продолжало колотиться, глупое.

      Равиль и слыхом не слыхивал о Санькином Несостоявшемся Подвиге. Причина простая – он чистил погреб. Старая, прошлогодняя картошка, ее ровесница капуста, свекла – всё жухлое, мягкое, проросшее. Нужно будет и наш почистить. Отцу-то некогда, на стройке от зари до зари. Летние зори дорогого стоят, когда есть работа. Всю зиму отец просидел дома. То есть это так говорится – дома, на самом деле мотался и по деревне, и по округе, не будет ли какого дела. За что только не брался, да ведь деревенские и сами всё умеют. Жили на то, что матери в школе давали, но какие учителю деньги платят…

      Санька тряхнул головой. Чего это он о грустном, когда лето впереди?

      – Ты думал, я один приду, а я целое войско привел, – Петька-Пирог рукою показал на войско. – Корнейка с Урала, да Джой – он теперь Джой – с Арала. А Санька ты уже три года знаешь. С таким войском любой клуб в два счёта до блеска разнесем!

      Веселился Петька нарочно, чтобы Равилю легче было принять помощь.

      – Но… – и точно, колебался Равиль. Самолюбив и щепетилен, как говорила о нем Петькина мать.

      – Никаких «но», мы пехота, а не кавалерия. Вперёд!

      Насчет «в два счёта» Пирог загнул, разве счет у него на часы. Но все-таки они справились. Страшно подумать, сколько бы пришлось Равилю с Наташкой вдвоём стараться.

      – И, словно по волшебству, с двенадцатым ударом часов старенький деревенский клуб превратился в сияющие чертоги!

      – Мой учитель говорит, что пара рук, веник и швабра порой стоят волшебства, – Корнейка (конечно, Корнейка, как он мог сомневаться!) вытер руки о тряпку, подозвал Джоя и дал ему сухарик. – Заслужил.

      Наташка протёрла последнее окно.

      – Я бы выбрала волшебство – Наташка устала больше всех: мыла окна, а окон в клубе немало. – Взмахнешь волшебной палочкой, раз-два, и чистота вокруг, ни пылинки.

      – Да, но ведь пока волшебную палочку