Отпусти меня, Удача!. ЧУДОВИ-ЩЕ

лесу. Вся деревня смотрит на меня косо, подозревая в убийстве, ведь все они видели, что я вернулся из леса в крови, хотя ран на мне не было.

      Они все ненавидят меня. Считают убийцей. А я каждый день пропадаю в этом проклятом лесу, надеясь наткнуться на их пропавшие тела, или хотя бы на Зверя… я точно не справлюсь с ним, но так хотя бы сдохну и всё это наконец-то прекратится.

      И сильнее всего меня тяготят не косые взгляды селян, а глаза родной матери, что полны сомнений…

      – Что случилось, мам? – спрашиваю я.

      – Пойдём к отцу, – говорит она, – нам нужно… поговорить.

      Её глаза блеснули, она отвернулась, скрывая слёзы, и направилась в их с отцом комнату.

      Там отец сидит у окна, свет падает на него, освещая серебряные пряди там, где раньше были волосы темнее вороньего крыла.

      – Садись, – говорит отец и указывает на соседний стул.

      В комнате больше нет стульев, поэтому мать садится на их с отцом общую кровать.

      – Приходил староста… – начал отец.

      – Я знаю, – оборвал я. – Чего он хотел?

      – Что бы мы отдали тебя… на общий суд, завтра, вечером.

      Они хотят убить меня. Нет, скорее хотят узнать правду. Куда же делись их дети? Кто их убил?! Они не поверят мне… ведь никаких останков не осталось… но скорее всего буду пытать, пока не выяснят правду… ту правду, которой не существует, но которую они так жаждут услышать… а затем они обвинят меня во всех грехах и повесят на какой-нибудь ветке, да повыше, чтобы все видели…

      – И что же вы решили, родители?

      Боже… останьтесь на моей стороне! Я не справлюсь, если и вы встанете против меня…

      Отец что-то прочёл в моём лице и его тяжёлый взгляд превратился в сочувствующий, и мне стало ещё тяжелее.

      – Конечно, – говорит мать, – мы не бросим тебя!

      – Тебе нужно бежать прочь из деревни, – говорит отец, – но тебя поймают… либо хищники сожрут по дороге…

      – Либо бандиты глотку перережут, – вторит отцу мать.

      – Поэтому вы решили… – я уставился на родителей, которые вмиг перестали казаться добрыми дядюшкой и тётечкой. Вместо этого они смотрят на меня кровожадно, наглядно давая понять, что вообще ничего хорошего меня в будущем не ждёт. Я смотрю на них, и жду, когда они продолжат свою речь, ожидаю, так сказать, худшего, ведь мыслей у меня на этот счёт особо то и нет, напротив, такое чувство, словно в ловушку угодил.

      – Я честно не знаю, что мне делать дальше… – прошептал я, не в силах больше терпеть. – Не тяните уже, ведь я вижу, что у вас есть какие-то мысли на этот счёт!

      – Какой ты торопливый, однако… – говорит отец. – Неужели мы с матерью тебя так плохо воспитали?

      – Нет…я…

      – Не ругай его, Генрих! Мальчик просто расклеился, – мать встала с кровати, подошла ко мне и руку на плечо положила, всем своим видом давая понять, что дарует мне свою любовь и поддержку. Вот за что я её и люблю – она в любой непонятной херне всегда на моей стороне. Хотя я знаю, что она сомневается, я знаю, что она не верит мне… но защищает… и будет защищать до конца, потому