Отпусти меня, Удача!. ЧУДОВИ-ЩЕ

ране и слизывал кровь своим длинным и тонким языком. На улице было весьма холодно, поэтому от раны на шее шёл едва видимый белый пар… настолько была горячей кровь…

      В этот момент Вехутан и Комуро осознали всю опасность ситуации и совершенно чётко поняли, что им не светит ничего хорошего. Комуро сообразил первым. Он бросился вперёд, ни о чём не думая, не крича о помощи, не привлекая к себе внимание, он просто бросился со всех ног вперёд, тихо бормоча про себя:

      – Твою мать… твою мать… твою мать…

      Вехутан бросился следом за Комуро, что было большой ошибкой, ведь медведь тоже кинулся за Комуро… но раз Вехутан оказался ближе, то он сменил свою жертву. Медведь повалил Вехутана, стал бить в голову парнишки огромными лапами, когтями рассекаю нежною плоть, безобразно царапая глаза… Вехутан завизжал, жалобно, противно… он не издал ни одного членораздельного звука, а вскоре и вовсе затих… может мощные лапы медведь проломили лицо Вехутана, а может и Вехутан просто не выдержал боли и отключился… но это сейчас уже и не важно, ведь медведь бросился за Комуро.

      Зверь бежал со страшной скоростью. И хоть я и не видел Комуро, но… через пару минут, я услышал звук. Я услышал Крик. Яростные вопли. Это продолжалось целую вечность, когда в какой-то мимолётный миг на лес вдруг опустилась тишина.

      Я вновь увидел медведя спустя какое-то время. Вся его морда была заляпана кровью, она блестела и лоснилась на солнце, была ужасно липкой и грязной и при этом казалось, что медведь… счастлив. Он подошёл к Вехутану, и не торопясь стал рассматривать его, ходить вокруг, обнюхивать. Затем он уткнулся носом в голову парня, тщательно обнюхал, удостоверяясь, что Вехутан не шевелится и не представляет опасности, а затем медведь откусил ему ухо…

      Он хрустел ухом Вехутана, и смотрел на меня.

      В этот миг я не думал вообще ни о чём. У меня не осталось ни паники, ни радости, ни злости. Я так же молча смотрел в глаза медведю. Огромные. Зелёные. Как и у меня.

      Он так же смотрел на меня, когда доедал второе ухо Вехутана.

      Трапеза медведя продолжалась долгие часы. И я не представляю сколько времени прошло, не знаю сколько я просидел недвижимый в лесу, но когда медведь наконец закончил и от Джокеуса и Вехутана почти ничего не осталось, лишь жалкие обглоданные трупы, и когда медведь наконец скрылся в кустах и больше не показался, уже смеркалось, небо потемнело и вот-вот должна была начаться ночь.

      Я встал с земли. Одежда моя пропиталась чем-то вонючим и липким. Она прилипла к телу, и с каждым шагом ощущалась как что-то противное и чужеродное. А я шёл… шёл обратно в деревню, по-прежнему не думая вообще ни о чём, во мне ничего не осталось… ни страха, ни злости, ни радости. Я шёл в деревню, не мысля ВООБЩЕ НИ О ЧЁМ.

      И единственное, на чём задерживалось моё внимание, единственное на чём я его заострял – это на дорогу. На то, как под моими ногами проминаются листья, как хрустят сухие ветки, на то, как я отвожу руками листву непослушных кустов, чтобы пройти дальше. Я обращал внимание даже на птиц, которые гугукали где-то надо мной, высоко