Ковчег спасения. Пропасть Искупления. Аластер Рейнольдс

талии нейлоновыми шнурами. Такие же шнуры удерживали у пояса инструменты: от простейших штихелей и напильников до лазеров и крошечных роботов-бурильщиков.

      – Наверное, она ждала смерти. В лучшем случае присоединения к нам.

      – Кажется, тебя смущает, что нас боятся и ненавидят.

      – Да, над этим стоит задуматься.

      Фелка вздохнула, словно они говорили об этом много раз и никак не могли убедить друг друга.

      – Клавэйн, мы давно знакомы?

      – Для обычного людского знакомства – очень давно.

      – Да. И бо́льшую часть этого времени ты был солдатом. Конечно, не всегда воевал. Но в воображении ты всегда был на войне.

      Не отводя от Клавэйна взгляда, Фелка подхватила неоконченную конструкцию, посмотрела сквозь ее проемы.

      – И отчего-то мне думается: не поздновато ли для нравственного самокопания, а?

      – Возможно, ты права.

      Фелка прикусила нижнюю губу. Ухватившись за шнур потолще, подтянулась к стене; рой прицепленных к поясу инструментов и поделок заклацал, застучал. Она взялась готовить чай для гостя.

      – Тебе не потребовалось ощупывать мое лицо, – заметил Клавэйн. – Следует воспринимать это как хороший знак?

      – Знак чего?

      – Того, что ты стала лучше распознавать лица.

      – Не стала. Ты заметил стену лиц по пути сюда?

      – Похоже, ты соорудила ее недавно.

      – Когда приходят те, кого я не могу узнать, я ощупываю лица, запоминаю ощущения в кончиках пальцев. Затем щупаю деревянные лица на стене, пока не отыщу схожее. Затем читаю подпись. Конечно, временами приходится добавлять новые лица. Но некоторым достаточно и грубого подобия.

      – А я?

      – У тебя же борода, много морщин. И редкие седые волосы. Насчет тебя едва ли можно ошибиться. Ты не похож ни на кого.

      Она протянула колбу с чаем. Клавэйн выдавил в рот струйку обжигающей жидкости.

      – Да уж, не похож. Тут, пожалуй, и сказать нечего…

      Он постарался взглянуть на Фелку со всей возможной беспристрастностью, сравнивая ее теперешнюю и давешнюю, какой она была до его путешествия на «Паслене». Миновала только пара недель, однако Фелка казалась замкнутой, отдалившейся от мира. Такого не было уже несколько лет. Рассказывала о гостях – но их вряд ли было много.

      – Фелка, посмотри на меня, – попросил он.

      Ее черные волосы – такие же длинные, как у Галианы, – были спутаны и грязны. В уголках глаз – крупицы засохшей слизи. Радужки бледно-зеленые, почти нефритового оттенка – и бледно-розовые белки в сеточке кровавых жилок. Под глазами синеватые дрябловатые мешочки. В отличие от большинства сочленителей Фелке, как и Клавэйну, требовался сон.

      – Пообещай мне.

      – Что именно?

      – Если… вернее, когда станет совсем плохо, ты же мне скажешь, правда?

      – И какой в этом смысл?

      – Ты ведь знаешь, я всегда стараюсь сделать как лучше для тебя. Галианы больше нет с нами, остается лишь мне…

      Ее красные