Архив. В. М. Ломов

у тебя? – спросил он напрямик. – Все говорят о ней.

      – Шкатулка? – взгляд у Лавра стал острым и жестким. Кинжал снова воткнулся в пол. – Кто говорит? Идем к нему!

      – Не кипятись. Софья сказала.

      – Эта знает, – расплылся Лавр в улыбке. – Она видела, как я доставал одну цацку.

      – Цацку? Что за цацку? Зачем?

      – А чтоб жить на нее, вот зачем цацку. Без цацек, милый мой, что тут делать? Впору подаваться в абраги. А что, и подамся. Слава богу, оружие в руках держать умею.

      Он выдернул кинжал и неуловимым движением метнул его в притолоку. Лезвие на треть ушло в древесину.

      – Не дуб, – пробормотал он, – и не бук. Погребальный звук…

      – Извини, Лавр, я не посвящен во все тонкости вопроса. Не понимаю тебя. Я про цацки.

      – Да что тут понимать? – устало обронил Лавр. – Семейные драгоценности спускаю, брат. С ними думаю и за кордон податься. Думаешь, я кому нужен в Австралии? Кому я, Жорж, нужен таким, каков я есть? Ни-ко-му. Подумаешь, Суворов! Там таких пол-Австралии. А с цацками, о, с цацками я Ротшильд! Ты не волнуйся, половина цацек твои. Ровно половина. Больше не с кем нам их делить.

      – И где они? Надеюсь, ты их надежно спрятал?

      Лавр хохотнул.

      – Ты меня удивляешь, Жорж! Будто ты не в России живешь, а где-нибудь в Швейцарии или Амстердаме. У нас самое надежное место – карман да пазуха. Во всяком случае, они всегда при тебе. Пока жив. Ну а сдохнешь, тогда всё равно. Хотя чертовски хочется пожить еще капельку, а? Я, Жорж, вижу, как к горлу моему тянется рука. Она и во сне снится мне… Вот они, наши цацки.

      Лавр пошарил рукой под диваном и извлек наружу шкатулку. Раскрыл. Там были две коробочки. В одной лежали сапфиры, а в другой бриллианты.

      – «Не счесть алмазов в каменных пещерах», – пропел Лавр. – Это, Жорж, нам отец завещал. Когда у вас ничего не останется, сказал он, ни имения, ни дома, ни имущества, поделите их поровну. Он не вписал их в завещание, словно чувствовал, что мы пойдем с тобой в народ. Скорее всего, он думал, что я буду тому виной, и достаточно часто попрекал меня в моем неуемном азарте жизни, но после пятого года уже без обиняков заявил мне, что есть вещи куда более жуткие, чем азарт дворянина. Помнишь Пушкина, о бунте?

      Раздался стук в дверь. Георгий потянулся к шкатулке, чтобы закрыть ее.

      – Это Софья, – остановил его Лавр. – Заходи! – крикнул он.

      Вошла Софья.

      – Какая прелесть! – всплеснула она руками.

      – Позвольте, сударыня, вашу божественную шейку, – сказал Лавр. – Вот так. Как?

      Колье было царское! Софья не могла наглядеться на него.

      – Это тебе, Сонечка, от меня. А Георгий, коль захочет, подарит что-нибудь на свой вкус. Вы позволите? – Лавр взял шкатулку под мышку и вышел в зал.

      – Он сумасшедший, – сказала Софья. – Георгий, возьмите это колье.

      – Я не могу, Софья, это его подарок.

      – Такие вещи не дарят… случайным знакомым.

      – Софья, как вы можете так говорить? Подарок от всего сердца.

      – От всего – отчаянного – сердца– верю. Нет, Георгий, в Австралии или куда вы