Желание. Николас Спаркс

команды, заговорил со мной на школьной парковке, но отчасти я все еще считала себя ребенком. Я обожала диснеевские фильмы, праздновала день рождения тортом с клубничным мороженым на роллердроме, всегда засыпала с плюшевым мишкой и даже машину водить не умела. Откровенно говоря, у меня не было даже опыта общения с противоположным полом. За всю свою жизнь я целовалась лишь с четырьмя мальчиками, но один раз поцелуи зашли слишком далеко, и чуть больше чем через три недели после того ужасного дня, полного рвоты и слез, родители отослали меня в Окракоук, городок на Внешних отмелях штата Северная Каролина, – я даже не знала, что есть на свете такое место. По идее, ему следовало быть живописным приморским городком, излюбленным туристами. Там мне предстояло жить у моей тети Линды Доус, сестры моего отца, намного превосходящей его по возрасту, которую я видела всего раз в жизни. С учителями договорились так, чтобы в учебе я не отстала от сверстников. Мои родители долго беседовали с директором школы, и после того, как директор пообщался с моей тетей, он решил доверить ей наблюдение за тем, как я пишу контрольные, поручил следить, чтобы я не жульничала и выполняла все задания. Вот так я внезапно стала семейной тайной.

      В Северную Каролину родители со мной не поехали, тем тяжелее получилось расставание. Мы попрощались в аэропорту промозглым ноябрьским утром, через несколько дней после Хеллоуина. Мне только что исполнилось шестнадцать, и, несмотря на тринадцать недель срока и непрестанный страх, в самолете я, слава богу, не плакала. Не расплакалась я и в тот момент, когда тетя встретила меня в обшарпанном аэропорту черт знает где, и даже когда мы остановились в унылом мотеле у побережья, поскольку паром до Окракоука ожидался лишь следующим утром. К тому времени я почти убедила себя, что вообще не стану плакать.

      Ох, как же я ошибалась.

      Когда мы высадились с парома, тетя наскоро устроила мне экскурсию, прежде чем повезти к себе, и, к моему ужасу, Окракоук оказался совсем не таким, как я его себе представляла. Помнится, мне виделись симпатичные коттеджи пастельных оттенков среди песчаных дюн; тропические виды океана, протянувшегося до самого горизонта; дощатая набережная с бургерными, киосками с мороженым, толпами подростков, и может, даже с чертовым колесом или каруселью. Но Окракоук эту картинку ничем не напоминал. Сразу за рыбацкими лодками в крохотном порту, где нас высадил паром, он смотрелся… уродливо. Дома были старые, потрепанные непогодой; поблизости ни пляжа, ни дощатой набережной, ни единой пальмы; и деревня – тетя так и называла это место деревней, – казалась совершенно безлюдной. Тетя упомянула, что Окракоук, в сущности, и есть рыбацкая деревня и что круглый год в ней живет меньше восьмисот человек, а я слушала и гадала, как вообще кому-нибудь может захотеться жить здесь.

      Жилье тети Линды находилось у самой воды, между двумя такими же обветшалыми домами. Все они высились на сваях на берегу залива Памлико, и в каждом имелась небольшая передняя веранда и еще одна, побольше, вдоль стены гостиной, обращенная к воде. Дом оказался маленьким: гостиная с камином и окном рядом