Петля. Том 2. Инга Александровна Могилевская

что говорить, как помочь? Что он вообще может? И этот малыш – да, это чудо, что он жив, но что если он знает? Что если он помнит? Вряд ли, конечно, помнит… Тогда – год назад, в поместье – испуганный до полусмерти – мельком – не должен был запомнить… Но что если все-таки…?! Набирает в колодце еще ведро, смотрит на колышущееся в нем отражение. Блики рвут и вновь соединяют незнакомое уродливое рыло, оплывшие поросячьи глазки, грязную поросль на скулах и подбородке и всклоченные пакли на голове… Просто чудище! Таким малыш его точно не узнает… Испугается, но не оттого что узнал, а от того что вот оно – чудище во плоти. Зачерпывает воду, круша своими ладонями вылупившуюся на него из ведра тварь, делает пару жадных хлебков, снова зачерпывает, ополаскивает лицо, приглаживает волосы. Наверняка это не сильно улучшает его внешний вид (он даже не стал снова вглядываться в отражение), но зато помогает прийти в себя, очнуться от нелепого страха и немного приглушить похмельные симптомы. Глубоко вдыхает, как перед битвой или прыжком в воду. Все. Дети ждут в доме – пора.

      Войдя, он не сразу замечает их. Секундное замешательство, озирается вокруг, и потом – вот он – бесенок. Почему-то в углу, ближайшем к двери, почему-то на полу, на коленях, почему-то повернут лицом к стене и что-то тихо нашептывает. Можно подумать, молится… Хотя это занятие никак не вяжется с характером и мировоззрением этого подростка, которые, как полагает Тито, он сумел безошибочно уловить и понять за краткое время их предыдущей встречи.

      – Бесенок, что ты…?

      Мальчик оглядывается, чуть отстраняется, и Тито замечает за его спиной уже знакомое цветастое пончо. Кажется, просто тряпка, небрежно брошенная в угол – трудно представить, что под ней кто-то есть. И в то же время из-под ободранной каймы выползает бледная ручонка, в какой-то нервной, суматошной панике начинает рыскать вокруг, и успокаивается, лишь когда бесенок осторожно накрывает ее своей ладонью.

      – Что же вы на полу? – обеспокоенно лепечет Тито, – Садитесь лучше на диван, удобнее, – и тут же спохватывается, осознавая, что «удобный» диван все еще завален скомканными, влажными и вонючими простынями, впитавшими в себя все «прелести» беспробудного двухдневного запоя. Подрывается все поскорее убрать.

      – Ему тут удобнее, – говорит бесенок каким-то бесцветным поникшим голосом, – Можешь не суетиться.

      – Нет, ну, все равно… Я… Я сейчас это уберу, чтобы вы могли по-человечески… – собрав в охапку постельное белье, запихивает его в шкаф, воюет с никак не закрывающейся дверцей, – Вы простите, что у меня тут так…

      Кое-как ему все-таки удается ее запереть. Поднимает хлам, который успел попадать на него сверху шкафа, не разбираясь, закидывает обратно. Ставит в нормальное положение опрокинутый стул, – Сейчас приберусь. Я просто не ждал гостей…

      – А вот отец тебя ждал, – отзывается мальчик, хмуро наблюдая за ним, – Еще позавчера ждал. И вчера ждал.

      – А-а… Я не мог приехать. Был очень занят…

      – Занят? –