Собственность мажора. Кристина Зайцева

щупает крохотные косточки. – Где вы его взяли?

      Кошусь влево, глядя на Никиту, который сидит на диване в приемной, заняв его полностью. Хмуро тычет большими пальцами по дисплею, уперев локти в колени. Наверное, пишет своей губастой Лере, а мы с Чернышом тратим драгоценный вечер его пятницы.

      – На дороге… – отвечаю я, как есть.

      – Сейчас кровь возьмём на анализ. На всякий случай.

      – Это больно? – смотрю в круглые желтые глаза Черныша.

      – Неприятно…

      – Капец…

      Зло смотрю на Баркова, который с видом очумевшего болвана качает головой, продолжая строчить в телефоне.

      Бесчувственное бревно.

      С замиранием сердца наблюдаю, как на маленькой мохнатой лапке машинкой сбривают шерсть.

      В стол рядом с моей ладонью упирается кулак Никиты, а сам он становится за моей спиной.

      – Мяв.

      – Потерпи… – шепчу. – Так надо.

      Тихое дыхание надо мной трансформируется в смешок.

      Повернув голову, сверкаю глазами. Игнорируя, Барков кивает на стол, мол «смотри».

      Вокруг многострадальной лапки затягивают крошечный жгут и, вгоняют в неё иголку.

      – Осторожнее… – прижимаю к груди руки.

      Черныш издает очередной скулящий «Мяв», глазами прося у меня помощи, пока трубка катетера наполняется его кошачьей кровью.

      – Вот и все… – объявляет ветеринар, освобождая моего кота. – Посидите минут десять.

      Проверяю намотанную на его конечность «повязку» из пластыря и прижимаю к себе.

      Подняв глаза на Никиту, буркаю:

      – Что?

      – Ничего, –  проводит рукой по своим светлым волосам и идёт к дивану.

      Сажусь рядом, устроив Черныша на коленях. Улыбаюсь, когда начинает мять их и топтаться, с любопытство глядя на колени Баркова.

      – Скоро поедим, – чешу за маленьким ухом. – Молочка…

      – Молочка не надо… – летит из открытых дверей лаборатории. – Воды, и корм сейчас подберем.

      Вцепившись когтями в джинсы Никиты, забирается на его бедро. Протянув руку, он чешет длинными пальцами черную макушку.

      Маленькое помещение приемной заполняете довольное кошачье мурчание.

      Кусаю губу и улыбаюсь, посмотрев на Никиту.

      Ловит мой взгляд, продолжая баловать котёнка. Мое дыхание останавливается. Он так близко, что у меня опять начинается. Ступор и все прочее. Глаза сами падают на его губы. Полные и застывшие в полуулыбке, а его глаза вдруг падают на мои губы.

      Все краски стекают с лица, и сердце замирает.

      Резко выпрямившись, Барков вдруг становится самим собой. Отдирает от своей штанины Черныша, и вручает мне, вставая.

      – На улице жду, – бросает, прежде чем хлопнуть дверью.

      Поджав подрагивающую губу, смотрю на котёнка.

      – Ну и проваливай. Больно нужен.

      ***

      Окна дома подозрительно не горят. На первом – только в коридоре, а на втором вообще все черное. Обычно у Барковых на электричестве не экономят. У них вообще ни на чем не экономят, и я не думаю, что сыну известного бизнесмена когда-нибудь приходилось выбирать между новыми ботинками