Множество жизней Элоизы Старчайлд. Джон Айронмонгер

она.

      – Да, да, да.

      Какое блаженство – спать. Зимними утрами, когда угасающие угли кухонного очага уставали от бесплодных попыток согреть дом, когда по окнам стелился иней, рисуя карты замерзших рек, Катя пряталась под шерстяными одеялами и маминой накидкой из меха баргузинского соболя, провалившись в сладкое забытье между сном и явью. Полчаса, или около того, пока не зазвонит старый будильник Ярослава, созывая всех на дойку. Полчаса неизведанного наслаждения. Теперь она умела открывать свои сны и листать, как книги из книжного шкафа. Она могла закрыть глаза и отправиться в любое место, время, день, могла выбрать любого из призраков в свои провожатые.

      Восемь неисследованных жизней было в ее распоряжении. Так, во всяком случае, ей казалось. Она могла посетить любую из них, стоило только закрыть глаза. Расслабиться. Выдохнуть. И тогда приходили воспоминания.

      Она видела интерьер гостиной роскошного французского замка, вдыхала запах сальных свечей, слышала фырканье лошадей, цоканье башмаков прислуги по плиточному полу и смех гостей. Где-то играл клавесин. Танцевали гости. Вино лилось рекой. Небо было васильково-синим. Вокруг лужаек росли подсолнухи. Большая статуя морского бога лила в фонтан воду из своих ладоней. Она видела все как наяву. Могла представить, как спускается по лестнице, а там, вместо холодного каменного пола, пустой кладовой и голодных коров на ферме Немцовых, ее встречают горничные, несущие серебряные подносы с устрицами и малиной, мягкими сырами и холодным мясом, и в доме пахнет теплым, только что из печи, хлебом.

      Она могла, если бы захотела, стать Софией Лестер, влиятельной белокурой англичанкой с городской резиденцией в Сент-Мэри-ле-Боу и загородным домом в Стаффорде, с горничной из Эдинбурга и супругом при королевском дворе. Слышать ее чопорный английский смех, обонять вонь лондонских клоак, ощущать зуд от укусов лондонских блох и вкус простокваши в рисовом пудинге. Слышать топот мышей, снующих по ее простыням. Могла выглянуть из окна и увидеть, как сквозь рассеивающиеся дождевые тучи пробивается солнечный свет.

      Или Маргарет Шмидт, и жить в тесной двухкомнатной квартирке на четвертом этаже кирпичного дома в Бруклине с видом на Нью-Йорк через Ист-Ривер. На острове Бедлоус [5] в заливе как раз возводили постамент для гигантской статуи (хвастали, что самой большой в мире), и муж Маргарет, Отто, руководил там бригадой строителей, каждый из которых говорил на своем языке.

      – Это der Turmbau zu Babel, – говорил он ей. – Вавилонская башня.

      – Давай уедем во Францию и отыщем золото моей семьи, – убеждала его Маргарет, но Отто, как и многие мужья на ее памяти, сомневался в ее даре.

      – Скажи мне, где его искать, – говорил он, глядя на нее с выражением, в котором читалось явное недоверие, – и я пошлю за ним кого-нибудь из своих людей.

      – Но мне некуда их посылать, – протестовала она, Маргарет, отчасти кривя душой. – Я узнаю это место, только когда увижу его. Это все, что я могу сказать.

      Она была Катей Немцовой, фермершей из словацких гор, дояркой с руками, уже

5

Бедлоус – старое название Острова Свободы, которое остров получил в 1660 году по имени своего первого владельца, Исаака Бедлоу, и носил до 1956 года, когда был переименовал в Остров Свободы.