В ритме гоор. Сахиб Шихмирзаева

было очень приятно.

      После обеда, как только Максуд вышел в ванную, она спросила тихонько:

      – Ну, как дела у тебя?

      – Всё хорошо.

      – Как живётся тебе у папы?

      – Нормально.

      – Хорошо, – улыбнулась она, – я рада.

      Тут вернулся Максуд, и мы начали свою болтовню, потом переключились на игру в денди. Она изредка заглядывала к нам в комнату и молча уходила.

      Я во всём помогал и поддерживал Максуда, и порой мне кажется, что в большей части ради матери, а не ради него самого.

      Какие это были времена?! Мы с ним дурачились, как могли. Помню, однажды это дурачество чуть не привело к трагедии.

      – А у меня дома ружьё есть отцовское, – похвастался Максуд. – Хочешь посмотреть? – с довольной улыбкой произнёс он, видя мою заинтересованность.

      – Ну, покажи, – полюбопытствовал я.

      Мы быстренько вошли в дом. Я тогда учился в десятом классе, а Максуд, по-моему, в пятом. В потрёпанной временем плотной ткани лежал самодельный револьвер с крутящимся барабаном. Максуд бережно и неторопливо разворачивал тряпку, наконец, достал пистолет, прищурился и, направив его в сторону, произнёс: «Пиф-паф!»

      – Какое же это ружьё? Это револьвер, причём старый, – подчеркнул я.

      – А, всё равно он не стреляет. Папа сказал, испортился.

      – Ух ты! И патроны есть? – не выдержал я. – Давай вставим один. Раз всё равно не стреляет, можно же?

      – Давайте, – поддержал нас и Асхаб.

      Асхаб был мой ровесник. Почти на год младше. Племянник моей матери. Максуд свёл нас вместе, и мы стали друзьями.

      Мы вышли во двор. Я взял револьвер и вставил патрон.

      – Если папа узнает, он будет ругаться, – пытался воспротивиться Максуд.

      – Не боись, не узнает, – в предвкушении произнёс Асхаб.

      Я вытянул руку в сторону забора, прищурился и нажал на курок. Выстрела нет.

      Потом попробовал свои силы и Асхаб. Выстрела нет.

      – И мне, и мне дайте! – просил Максуд.

      – Погоди, – я выхватил пистолет у Асхаба, направил в свою голову и нажал на курок. – Тыдыщ! – Выстрела нет.

      Следующее, что пришло мне в голову, это якобы выстрелить в Асхаба.

      Направил пистолет ему в грудь и нажал на спусковой крючок. Асхаб затаил дыхание и чуть отодвинулся.

      – Ну что ты глаза выпучил, испугался? – рассмеялся я. – Он же не стреляет. Смотри, – и я нажал на курок, но уже направив пистолет на дерево.

      «Бабах!» – раздался оглушительный выстрел. Мы остолбенели. Ужас от того, что могло произойти, будто крепкой рукой сжал наши сердца. Стоило посмотреть тогда на наши лица! Потом я живо схватил ткань, все ещё лежащую в руке Максуда, завернул револьвер и быстро положил в шкаф, где он и лежал.

      – Ни слова отцу, – только и смог сказать я Максуду, и мы с Асхабом ушли.

      Да, мы тогда испугались, но только теперь я по-настоящему представляю себе ясно ужас того, что могло произойти. Аллах уберёг меня тогда – то ли от самоубийства,