Тихая ложь. Михаль Шалев

Сиван. В квартире никого не оказалось. Ну что ж, придется попробовать еще раз на следующей неделе.

      Спустившись, Сиван заметила, что старый мотоцикл исчез, а синяя дверь снова закрыта на висячий замок. Мысли ее вернулись к табличке на двери. Можно написать просто «Сиван и Лайла», а можно «Здесь счастливо живут Сиван, Яаль и Лайла». Если бы решение принимал Яаль, он бы написал «Ваня и Яаль», потому что с тех пор, как они познакомились, ее имя в его устах постоянно трансформировалось: Сиван – Сивания – Ваня – Яни. Может быть «Яаль, Яни и Лайла»? Глупо. Тогда лучше всего «Это дом Сиван, Яаля и Лайлы». Полная семья, как и всякая другая.

      Тоска

      Сиван задержалась в офисе до восьми вечера. Ей надо было закончить все намеченные на сегодня дела, а кроме того подготовиться к заседанию суда на следующей неделе. Она отодвинула в сторону мысли о Яале и сосредоточилась на профессоре Бахаре, заведующем отделением сердечной терапии больницы «Асута» в Ашдоде, и его сложном разводе с бывшей женой Гили, которую он оставил, влюбившись в диетолога своей больницы Ошер^[4]. После двух лет утомительных переговоров они, наконец, согласовали черновик договора о разводе, однако всякий раз, когда дело доходило до того, чтобы назначить дату слушания в суде, Гили находила новый повод все испортить. То она была больна, то у нее случился нервный срыв. Однажды она даже явилась на заседание, но тут же изменила свое мнение относительно пунктов такого-то и такого-то. Сиван в этом деле больше всего удивляло изменение веса клиента. Во время их первой встречи он весил девяносто килограммов, а сейчас, спустя три года, уже почти сто сорок. Сиван не могла понять, как жизнь с диетологом могла привести к таким изменениям. Профессор уверял ее, что счастлив, но при каждой следующей встрече выглядел все более усталым и лишенным какого бы то ни было энтузиазма, будто Ошер поставила своей целью просто откормить его, как гуся, которого готовят на убой.

      Мысли Сиван прервал телефонный звонок. Поскольку секретарша уже ушла домой, ей пришлось поднять трубку, и она с удивлением обнаружила, что говорит не с кем-нибудь, а именно с женой профессора Бахара.

      – Госпожа Ньюман?

      – Я же говорила вам, Гили, что вы можете звать меня просто Сиван, – они встречались уже множество раз, но всегда обменивались лишь стандартным набором фраз, которых требовали приличия.

      – Я могу быть с вами откровенной, Сиван?

      – Конечно.

      – Я хочу, чтобы он вернулся.

      – Вы должны сказать это не мне, а ему.

      – Она околдовала его, он просто не понимает, что творит. Но ему уже стало надоедать, я ведь знаю своего мужа. Он хочет вернуться домой. Единственное, чего эта Ошер не может ему дать, так это счастья. Вы уж поверьте мне.

      – Так все ваши претензии и попытки отложить суд были из-за этого?

      – Вы записываете наш разговор? Хотя какая разница? Можете записывать все, что вам вздумается. Я не хочу разводиться. Говорю это вам не как адвокату, а как женщине. Что плохого в том, что женщина, которая любит своего мужа с четырнадцати

4

Счастье (Ивр.)