Тайна Белого утеса. Взаимосвязь времен и судеб. Владимир Положенцев

в часть, а там никого кроме секретаря. Шубейкин и рассказал, что Бубнова убили, а вы в «Дерюгу» поехали на почтовике. Собирался уже в трактир бежать, а тут заявляется этот тип, говорит, что не убивал кабатчика, о чем уже все в округе судачат.

      – Все уже судачат, значит, – Блудов покачал головой, будто удивляясь этой новости, хотя понимал, что иначе в глуши и быть не может. Махнет комар крылом, а все слышат.

      Следователь поблагодарил Ермилку, попросил его никуда не исчезать, сидеть дома, если понадобится кое-что уточнить, сразу его вызовут. Кивнул на Серафима. Того тут же подхватил за шиворот околоточный, подтащил к месту, где только что сидел половой. Опять же рывком усадил.

      – Полегче, кувалда, – огрызнулся торговец. – Нынче не те времена, ваша шомпольная власть закончилась.

      – Поговори еще, – Хомутов дернул Серафима за плечо.

      Прикурив папиросу, Блудов пристально вгляделся в лицо торговца, потом, ухмыльнувшись, спросил:

      – Почему же шомпольная?

      – Потому как шомполами веками народ секли, – ответил тот.

      – Не народ, преступников. Да оказалось, мало секли, вон что они, недосеченные, в столице-то утворили. Вы, я смотрю, революционного склада ума, а в захолустье винцом торгуете-с. Не по вашему, так сказать, типажу. Ладно, к делу.

      Следователь поднялся, махнул рукой, предлагая всем идти за ним, направился к лестнице, что вела в подсобку.

      Картина убийства действительно была ужасной. Видавший виды Блудов даже удивился, откуда у одного человека могло взяться столько крови. Тут будто забили стадо свиней. Серафим схватился за горло – его начало тошнить. Однако его не вывернуло, прокашлявшись, он вроде бы успокоился, хотя лицо Любезнова походило на стертый пергамент. И конечно следователя поразило то, что голова целовальника была рассечена пополам почти до шеи. То есть, убийца обладал недюжинной силой.

      – Покажите, пожалуйста, руки, – попросил Блудов Серафима.

      – Что? – Любезнов все еще пребывал в оцепенении.

      Хомутов схватил торговца за запястья, вывернул их ладонями вверх.

      – Мозоли трудовые, – констатировал следователь.

      – Бочки-то с мешками таскать, – ответил «студент».

      – Теперь подошвы.

      – Что?

      Хомутов ткнул парня в бок:

      – Ну, ты, дурака-то из себя не строй. Сказано показывай что требуют, значит показывай.

      Следователь внимательно осмотрел через лупу, что достал из саквояжа, обе подошвы изношенных сапог. Пинцетом поддел часть земли, прилипшей к каблукам. Землю завернул в лист бумаги, положил в саквояж.

      – Где вы были этой ночью и утром, господин Любезнов?

      – Дома. Что за станцией, у Черного пруда. Отец покойный арендовал квартиру у купца Прянишникова. Купец помер, батюшка тоже, плачу его вдове Елизавете Родионовне пять целковых. И продуктами ей помогаю.

      – Она вас видела ночью?

      – Н-нет. У нее вход со двора, а у меня с пруда.

      – Вы, я так понимаю, не женаты.

      – Бог миловал.

      – Ага.