Тайна Белого утеса. Взаимосвязь времен и судеб. Владимир Положенцев

положил, чтобы обеспечить себе алиби?

      – То есть, вы хотите сказать, что торговец знал, что к нему непременно придут с обыском, – сказал в свою очередь секретарь суда, не ответив на вопрос, – потому что твердо решил убить своего обидчика Бубнова, а все уже знали, что накануне он с целовальником сильно поцапался.

      – Есть только нюансы, – Блудов щелкнул пальцами. – Запекшейся крови зверя действительно несколько дней, а убили трактирщика сегодня утром. Почему, спрашивается, Серафим не отмыл эти предметы сразу, как только вернулся с товаром из деревень? Забыл? Что-то не верится.

      – Ага. – С глаз Хомутова пропала мрачность. – Выходит, поссорились ли волосатик с трактирщиком или нет, Любезнов все равно собирался его убить.

      – Не думаю, что непременно убить, но такого исхода Серафим, возможно, не исключал. Дело в другом.

      – В этой карте на нотной бумаге, – догадался Шубейкин.

      – Именно, – кивнул следователь. – Предположим, что убийца все же Любезнов. Возможно, сначала он пытался получить план добром, но трактирщик заупрямился.

      – Но тогда непонятно, – встрял фельдфебель Журкин, почему волосатик не вытащил из кулака Бубнова недостающий фрагмент плана.

      – Мы уже это обсуждали. Убийцу вспугнул мальчик. И здесь опять же возникает «но». Любезнов мог испугаться мальчика? Мог. А кто бы не испугался? Матерый преступник. Он бы малого также спокойно порешил, как Бубнова и забрал план.

      – Возможно, преступник не знал, что мальчишка пришел один.

      – Не исключено, – согласился следователь. – Нужно уточнить у вдовы, во сколько конкретно кабатчик вышел из дома и направился в свой трактир. И в котором часу с минутами к ней прибежал Ермилка Збруев.

      – Сделаем. – Журкин с готовностью взял под козырек. – Разрешите, сразу этим и заняться, ваше благородие?

      – Конечно, Архип Демьянович.

      Фельдфебель снова растекся внутри, как масло на сковородке.

      – Да, и узнайте у Ольги Ильиничны, не приходил ли к Бубнову домой кто-нибудь накануне: вечером или даже ночью.

      Промычав что-то невразумительное, Журкин скрылся за дверью.

      Неожиданный поворот

      Следователь снова пододвинул к себе микроскоп. Внимательно осмотрел в него лист с невидимыми обычным взглядом отпечатками пальцев Любезнова. Затем разгладил перед собой обрывок нотной бумаги.

      – Видите, края рисунка смазаны, – сказал он задумчиво. – Грифель был не чернильный, обычный, графитовый, но жирный, с добавлением масла для яркости написания. Тот, кто ухватился за другую часть листа, непременно измазал бы пальцы. И отмыть их просто так сразу не удастся.

      – Вы к чему клоните, Алексей Алексеевич? – Шубейкин зачем-то внимательно осмотрел свой большой палец. – К тому, что у Любезнова пальцы чистые?

      – К этому, дорогой мой Илья Панкратович. Вот можете сами взглянуть на листик через приборчик. Ни одной пластиночки графита и ни следов масла. То есть, это не Серафим пытался вырвать у кабатчика