Внезапно Папа. Татьяна Любимая

так похожи… – бормочу не пойми что и дописываю требование "постоянное проживание".

      – Да? И чем же мы с ним похожи? – вздергивает бровь гризли.

      – Орете одинаково.

      Тонуть так тонуть. Что уж теперь. А перед глазами картинка из зоопарка, которую мне однажды пришлось наблюдать: медведь играючи кладет лапу на банку сгущенки и она, не издав ни звука, превращается в лепешку со сладкой лужей. Легко представляю себя на месте этой несчастной банки.

      – М–м. И все? – как будто не удивился. – Значит, все равно тесты сдавать…

      Какие тесты? Зачем?

      – На отцовство.

      Ой, я вслух спрашивала?

      – Понятно.

      Ничего не понятно, но спрашивать больше что–то не хочется. И вообще лучше лишний раз молчать и вопросы не задавать. Пока речи о моем увольнении нет, значит, надо вести себя подобающе секретарю. Аха, я до сих пор сижу в кресле директора, а он передо мной. Классный я секретарь. Надолго ли?

      Едва я хочу отойти от ребенка, чтобы идти на свое рабочее место и обзванивать агентства по найму, как Матвей начинает хныкать и вот–вот опять заголосит.

      – Слушай, стрекоза, забери его с собой, а? – уставшим голосом вдруг просит директор. – Я не спал две ночи. Если он еще будет орать, я не выдержу.

      Оказывается, разговаривать нормально этот человек умеет.

      – Что я  с ним буду делать, Михаил Иванович? – я растерялась. – Я не умею с чужими детьми общаться.

      – Я тоже. Но с тобой он хотя бы молчит. Забери, а? Я тебе премию выпишу.

      Премия конечно хорошо, но не такой ценой.

      – Пойдешь со мной? –  с сомнением спрашиваю Матюшу.  Чем мне его занять, если его даже отец развлечь не может?

      И малыш, что удивительно,  вдруг тянет ко мне руки. Поднимаю его за подмышки. Устраиваю попой на локте левой, правой держу за спинку. Страшно. Никогда не держала на руках медвежьих детей.

      – Ого, какой ты легкий, Матюшка, как перышко! Тебя не кормят, что ли, совсем?

      Мальчик стеснительно отворачивается мне за спину. Маленькая ручка держит меня за шею.

      – Вы его кормили? – хмурясь, спрашиваю папашу.

      – Я варил ему овсяную кашу, он съел пару ложек.

      – И все? Он же голодный!  Его сквозняком сдует!

      – Я три дня выплясывал перед ним с бубнами! – с надрывом. – Курицу варил, яйца, картошку. Доставку из ресторана заказывал. Каши кое–как в него впихивал. По чуть–чуть совсем ест.

      И что? Я должна пожалеть Медведя? Бедный, несчастный, с родным ребенком не справился? Это Матвейке с папаней не повезло.

      – Слушай,  – Медведь вытаскивает из внутреннего кармана пиджака портмоне, достает из отсека несколько тысячных купюр, кладет их перед собой на стол, двигая ко мне, – сходи в кафе, покорми его. Сдачу себе оставь.

      – Что мне делать вперед – няню заказывать или ребенка кормить?

      – А–а–а, что ты пристала, стрекоза? – Медведь рычит с отчаянием. – Видишь, я уже не соображаю ничего. Делай что хочешь!

      Удивительно как ребенок с таким папашей до этого возраста дорос. И где его мать? Почему не занимается