Севастопольский конвой. Богдан Сушинский

дивизиона капитан отправил Терезию на броневике, в сопровождении двух членов экипажа и своего ординарца. А все прощание их заключалось в церемонном потирании щекой о щеку.

      17

      Они шли и шли…

      Измученные непрерывными боями и неутолимой в этой выжженной степи жаждой, израненные, униженные необходимостью в очередной раз отходить, сдавая врагу удобные, хорошо обжитые позиции.

      – Далеко собрался, «граница»? – иронично поинтересовался один из тех бойцов Гродова, которые блаженствовали, лежа на наружном склоне бруствера и подставив лица лунному сиянию. Увы, днем полежать не удалось, нужно было срочно готовить линию обороны.

      – На Приморский бульвар, свидание у меня там, – проворчал сержант-пограничник с перебинтованной головой и с противотанковым ружьем на плече.

      – Поздновато подсуетился, сержант: увели твою кралю.

      – То-то и оно: за вами, тыловиками зажиревшими, не угонишься.

      – Хватит волну гнать, служивый! Тоже мне тыловиков нашел: на два дня перекурить-отмыться! Лучше садись, покурим, за жизнь поговорим…

      – Утром ты уже будешь на передовой. Вот тогда и прикурить тебе дадут, и за жизнь с тобой пулеметно поговорят.

      – Нервный народ какой-то пошел, – разудивлялся морской пехотинец.

      – Служба на границе такая, – философски разъяснил ему однополчанин. – Ты же видишь: вместо ручных пулеметов и противотанковых ружей хлопцы до сих пор пограничные столбы на плечах перетаскивают.

      Отход передовых частей начался после полуночи. Оставив небольшой заслон, который постреливал, играя румынам на нервах и создавая видимость обычной окопной жизни, моряки и пограничники скрытно отходили тремя колоннами. Две, относительно боеспособные части продвигались по кромке моря да по изрезанному балками прибрежью Большого Аджалыка, третья же – из-за большого количества санитарных носилок и кое-как передвигающихся раненых, больше напоминавшая эвакуацию лазарета, нежели передислокацию действующей части – шла кратчайшим путем, напрямик, почти по открытой степи, поспешно стекаясь к двум переброшенным через окопы трапам.

      – Держи гранату, морячок, – сочувственно поделился усатый старшина-пограничник, спуская с носилок руку, в которой была зажата длинная ручка немецкой гранаты. – Для себя берег, на тот случай…

      – Чего ж не использовал?

      – Так ведь до того случая не дошло пока что, чудило! Но теперь чувствую, что тебе эта граната пригодится больше.

      – Спасибо за «щедрость», браток.

      – Не стоит благодарности, все равно ведь трофейная. Немного подлечусь – еще три таких же подарю, а то и покажу, где взять.

      – Душевный ты человек, хоть и «граничник».

      – Бери-бери, граната, считай, заговоренная. Авось и тебе не понадобится. Кстати, как тебя кличут?

      – Лучший ефрейтор оборонительного района, вместе со всеми ее тылами, Дзвонарь[18].

      – Что, действительно, Дзвонарь?

      – А тебе

18

Фамилия образована от украинского слова «дзвин», что в переводе означает «колокол».