Севастопольский конвой. Богдан Сушинский

заслон, капитан. Который, как и было приказано, держался до последней возможности. Теперь впереди тебя только враги.

      – Давно ждал этого часа, – произнес Гродов таким воинственным голосом, что командир пограничников не поверил ему: то ли подвыпил капитан, то ли не к месту шутит.

      – Извини, комбат, мои бойцы в самом деле держались, сколько могли.

      – А кто способен в этом усомниться?

      – Сам видишь, что утром сдерживать противника на таком фронте уже было бы некому, – все тем же извиняющимся тоном объяснил полковник. Он чувствовал себя так, словно вместе с бойцами драпал в тыл, оставляя батальон морских пехотинцев наедине с врагом, не имея на то ни права, ни приказа. – От полка моего тоже – одно название.

      – Однако же название, товарищ полковник, все-таки осталось.

      – Спасибо, утешил, – вновь не воспринял его бодрящего тона Всеволодов.

      – Пару дней отоспитесь, пополнитесь людьми, а там, глядишь, снова на передовой свидимся. Война ведь еще только начинается, ее на всех хватит.

      – Ох, на всех, без исключения, – вздохнул полковник. – Теперь-то уж в этом никто не усомнится.

      – Судя по тишине в стане румын, – не стал усугублять его горестное настроение капитан, – уход ваш до сих пор остается незамеченным.

      – Да, уйти мы сумели по-английски. Но затишье все равно временное. Вскоре эти «мамалыжники» протрут глаза и все поймут, а значит, уже сейчас прикажи усилить бдительность. Румынская разведка может пойти по нашим следам.

      – Понятное дело, усилим.

      – И еще: советую хотя бы пару часов вздремнуть. Не надейся, днем не получится.

      «А ведь совсем недавно, напомнил себе капитан, ты точно так же чувствовал себя виноватым перед пограничниками и моряками Осипова, когда вынужден был высаживать в воздух их последнюю надежду – береговую батарею, а затем уводить своих канониров в глубокий, как тогда казалось, тыл. Так что смирись, комбат, смирись…»

      Отдав необходимые приказания, Гродов осмотрел построенный у восточного подножия прибрежной скалы командирский блиндаж, соединенный с окопами пока что слишком мелковатым для него переходом, и решил, что самое время прислушаться к мудрому совету полковника – поспать.

      – Товарищ капитан, – топорно врубился в его благостные планы дежурный телефонист. – Вас Жодин просит, с «Кара-Дага». Срочное у него что-то.

      – Что там у тебя стряслось, «мореплаватель» ты наш? – взял у дежурного трубку Гродов.

      – К нам никакой высадки, ни из какого перепоя, с кораблей поддержки не намечалось? – тревожно спросил сержант.

      – Ты был бы тут же предупрежден.

      – Странно. С юго-востока приближается баркас. Тихо идет, под парусом. Но не вдоль берега, а как бы со стороны моря.

      – Вы еще не выдали себя?

      – Пока что не выдали. Но потопить этого пирата могу со второй пулеметной очереди.

      – Как говорит в таких случаях мичман Юраш, «дурное дело – нехитрое». Если можешь, обойдись без пальбы. Зачем обнаруживать такую засаду?