Одиннадцать дней, одиннадцать ночей. Дмитрий Пешехонов

слабый стон. Она почувствовала, что теряет сознание…

      … Придя в себя, Мерлин с огромным удивлением обнаружила, что жива. Но её изумление выросло ещё больше, когда она увидела рядом с собой Фрэнка. Он держал её голову в своих руках и подносил к её губам стакан воды. Заметив, что она пришла в себя, он спросил:

      – Что произошло, милая? Как ты себя чувствуешь?

      Она отпрянула от него как ужаленная и уже на расстоянии внимательно взглянула ему в глаза.

      – Может быть, ты объяснишь, дорогая, что здесь происходит? – настаивал Фрэнк. – Почему когда я пришёл с работы, ты лежала в обмороке? Что с тобой происходит, Мерлин?

      Он приблизился, к ней и обнял за плечи. Она не сопротивлялась и больше не могла. Она слишком устала. Она была сбита с толку. Тем более что Фрэнк сейчас был таким, каким она его любила когда-то. Обнявшись, они стояли против зеркала, и Мерлин посмотрела в него. На своём лице она обнаружила несколько кровоподтёков.

      Фрэнк Гилсби сидел в гостиной своего дома и размеренно потягивал виски. Мерлин не было дома, и Фрэнк серьёзно задумался над тем, где могла быть его жена. Странное чувство охватило его, это было похоже на смесь ревности и беспокойства. Ревность не была такой жгучей и яростной, какой страдают молодые любовники, просто что-то защемило в груди. Но это не значило, что любовь угасает, отнюдь нет. Совместно прожитые годы оставили в душе Фрэнка, свой след – веру в любимого человека. Беспокойство, охватившее его, подтверждало эту веру. Он очень волновался и боялся, не случилось ли чего с его супругой.

      Но, властвующие над ним чувства не мешали ему ощутить ещё одно, более непонятное и непостижимое разумом чувство. В последнее время он начал ощущать нечто тяжёлое, как туча в грозовом небе, но не осязаемое окружает его. Фрэнк ощущал запах озона в воздухе – он был также наэлектризован, как перед грозой. Это нечто сжималось вокруг, и Фрэнку становилось тяжело. Двигаться, спать, есть, заниматься любовью, наконец, жить и дышать становилось всё труднее и труднее. И это нечто начинало сводить его с ума. Фрэнк начал пить, чтобы не ощущать давления ЭТОГО, которое нависало, сжимало свои крепкие руки на его шее. В перерывах, во времена жуткого похмелья, когда дурман освобождает сознание, и чувства обострены, он начинал понимать, что в этом каким-то образом замешана его жена, Мерлин. Он мог только чувствовать это, но не осознавать. Но та безумная ночь!… Фрэнк не мог понять своей роли в этом спектакле, но ощушал, что вокруг него все декорации двигаются, исполняя свои роли, кольцо необратимо смыкается. От этого ему стало не по себе.

      – Ты уже дома? – Мерлин вошла в гостиную. Она вернулась, но была не в себе. Её взгляд блуждал по потолку, стенам, полу, выискивая чего-то, но никак не мог остановиться на муже.

      – Где ты была? – Фрэнк поставил бокал на столик. Мерлин, казалось, не расслышала его слов. Она стояла и бессмысленно смотрела на что-то, только ею видимого на столе. Наконец в её глазах появилось осмысленное выражение, они задвигались, словно пробудившись от долгой спячки