Квест. Юрий Каранин

нет от ней толку. Понятно, когда нужно дорогу найти там, или иголку, скажем. Или на тех же гульбищах. А если вспомнить, там, на гульбищах, он и узнал Небо. Название созвездий услышал. И, все равно, это была жизнь. Недоступная. Непостижимая. Вечная.

      Вечная …. Все это останется, но не будет его. Никогда.

      Так вот почему так тяжело уходят из жизни старики, так цепляются за последние ниточки, еще поддерживающие их жизнь, и даже тогда, когда уже нет никакой надежды, и невероятные мучения разрывают их тела.

      А ведь до сегодняшнего дня он был уверен, – да-да, уверен, – что мать где-то не так и далеко, и он когда-то развяжется с делами, и навестит.

      И вот время пришло, только он так и не узнал дороги.

      Он сошел с ума. Не мог же он думать, что мать, будто бы жива, – не ребенок же он, наконец. Он же бывал на кладбище, подкрашивал оградки и надгробия.

      Петруха прикинул навскидку, найдется ли там место для него и Зинаиды. Конечно, найдется. Сам расчищал. Хотя и тесновато становится, – не торопясь, но неумолимо, деревня перебирается на постоянное место.

      И снова мысль о смерти обошла стороной мысль о своей. Не смерти, а наоборот, – надо же, – Жизни.

      – И это не случайно. Смерть – ее ведь нельзя переиграть, это непоправимо. Как же так? Жил человек. Колготился. И вдруг – точка.

      Хорошо, если сразу. Как мать. Упала в борозду, руки по швам сложила, и… отошла. Зинаида подбежала, а ее уже нет. А если всю ночь?

      Зинаида завтра прибежит. А дальше мысль застревает.

      Петруха представляет, как он бессильно повисает на бороде, еще не умер, а они обрываются под тяжестью его не слишком и тяжелого тела.

      Не набрал веса Петруха, так Шкворнем и остался. Пожалуй, волосы могут и не оборваться. А чего им обрываться, – с душой выросли.

      Что там Зинаида подумает, увидев Петруху висящим на срубе? Не с этого надо начинать. Что она будет думать, увидев, что муж дома не ночевал.

      Емельян Иванович свою дочь за Петруху не отдал. Ну, и прогадал, конечно. Как-то, слишком быстро прошмыгнула Ольга два своих замужества, и внуков не подарила, и уже не скрывала свои претензии на Петруху. А Зинаида это видела, и молчаливо боялась, когда-нибудь проиграть.

      Ну, вот и заканчивается их соперничество. По красоте Зинаида, вне всякого сомненья проигрывает Ольге, но мать была права: «С лица не воду пить, а все остальное в Зинаиде – божий дар. Бери ее в жены. Потом мне в ноги кланяться будешь». Так и вышло.

      «Что же ты наделал, дурашка?», – Виноват, – наделал, – и больше никогда не услышит этой ласковой укоризны.

      «Хы! ХЫ! Хы! ХЫ!»

      «Не терпится, что ли? До утра дождаться не можешь?».

      Теперь-то уж что? Теперь уже все можно. Пугануть напоследок, но из горла вырвался только сип, и… нетрудно догадаться, что в огороде он – один, – как перст один.

      «Это я снова прыгал?», – растерянно удивился Петруха, – удивился тому, что уже и тело перестает спрашивать