Маньяк, похожий на меня. Детективные рассказы и повести. Пётр Некрасов

и уши у тебя, – шёпотом похвалил он девушку и попытался понять, откуда доносятся эти странные вопли. «Похоже, кричат в стороне поселка, – подумал Саша, – точнее сказать, в стороне моста. Бог его знает, как далеко разносится крик ночью в лесу».

      – Господи! – в настоящем ужасе прошептали слева, в Сашу вцепилась ещё одна рука того же человека, и рука эта непритворно дрожала. Именно в эту секунду Брославский проснулся окончательно и понял совершенно ясно, что в лесу, на той самой тропинке, по которой они все сюда пришли, метрах в пятистах, действительно кто-то кричит. Да что там кричит – вопит благим матом, как будто его убивают.

      – И давно это продолжается? – осведомился Саша деликатно высвобождая руки.

      – Н-нет. М-минуты две… – женский голос заикался, шепчущую во тьме бил озноб. Девушка цеплялась за Сашу, как будто он был спасательным кругом, а она тонула.

      – Успокойся, – потребовал Брославский. Плевать на матрас. Потому что крики очень нехорошие. Почти не прекращаясь, они следовали один за другим, как будто кричащий делает перерывы, только чтоб набрать воздуха в легкие. Такие крики, должно быть, и называют истошными. На таком расстоянии даже лёгкий шум ветра, пробежавший в кронах, крики заглушает, но вопят там здорово, изо всех сил. «И это кричит не ребёнок и не женщина, – подумал уверенно Брославский, – это орёт взрослый мужик, вернее, почти визжит на бегу. Да, точно, он убегает. Вот только от кого?».

      Тут справа кто-то придушенно захрапел, и криков стало не слышно.

      – Наши-то все тут? – спросил Саша, оглядываясь в сырой палаточной темноте.

      – Все-е, – протянули в ответ, – но Толя сидит снаружи.

      – Что он там делает? – чуть ли не в голос удивился Саша.

      – Он сказал, тут тесно…

      Ветер в очередной раз прошумел в сосняке, и тут крики в лесу сделались другими: из протяжных – частыми, отрывистыми. Будто кто-то там укачивает ребёнка, но совсем без материнской заботы в голосе. «АаАаАаА!». Дело-то житейское, старенькая такая няня баюкает ночью в лесу малютку… И голос у няни мужской…

      Саша нашарил застёжку-«молнию», закрывающую вход в палатку. Ничего она сейчас не закрывала, была расстёгнута, и это, если вспомнить о комарах, тянуло не менее чем на преступную халатность. Но не до комаров уже. Саша отодвинул брезентовый полог и высунул стриженую голову наружу.

      На краю песчаного откоса виднелся силуэт уснувшего сидя богатыря. Противоположный берег излучины низкий, и потому широкая, но вся мирная и бородатая Толина фигура чётко выделялась на фоне чуть посветлевшего уже неба. Что-то у него в правой руке. Неужели топор? Чего ради?

      – Толя? – шёпотом позвал Брославский.

      Богатырь не отреагировал. Слева дотлевал костёр, справа ряды деревьев вокруг поляны прятались одни за другие. Саша сам удивился тому, что тревожно оглядывается, пытаясь углядеть за соснами кого-то. Или что-то. Никого там нет, разумеется.

      – То-оля! – повторил он настойчиво, уже