Есть совпадение. Эмма Лорд

в мою сторону. Я слизываю сдувшийся пузырь с губ и смотрю вокруг, гадая, не взбирается ли по моему лицу какое-нибудь насекомое, о котором мне никто не хочет сообщить.

      – Ох. – Савви обращается ко мне. Обращается ко мне!

      Я отступаю назад, задаваясь вопросом, не сошла ли она, черт возьми, с ума, когда она добавляет:

      – Прости, но… мне придется сделать тебе выговор.

      Я моргаю, уставившись на нее, и все вокруг глядят на меня так, будто проезжают мимо мелкой аварии на дороге и хотят получше ее рассмотреть.

      – Подожди. Что?

      Девушка, стоящая рядом, касается моего локтя, и тихим неуверенным голосом говорит:

      – Эмм, кажется, в лагере запретили жевать жвачку.

      К ее чести, звучит она так же несчастно, сообщая эту новость, как выгляжу я, когда узнаю об этом.

      Должно быть, это какой-то розыгрыш, но, когда оглядываюсь вокруг, ни один человек не выглядит обеспокоенным. Прежде чем часть моего мозга, отвечающая за здравый смысл, включается, я выпаливаю:

      – Зачем ты так дерьмово со мной поступаешь?

      – Прошу прощения.

      Голос позади меня слишком старый, чтобы принадлежать младшему вожатому, или даже кому-то из взрослых. В нем заключена сила, которая вселяет в меня абсолютную уверенность в том, что мне конец еще до того, как я оборачиваюсь.

      Конечно, это женщина с планшетом и бейджем, на котором написано «Виктория Рейнольдс». У нее седые волосы цвета стали и такого же оттенка глаза, которые смотрят на меня так пристально, что хочется оглядеть себя сверху вниз и убедиться, что я не пылаю огнем.

      – Извините, что помешала, – говорит она остальным. А затем мне: – Юная леди, следуйте за мной.

      Я открываю рот, чтобы возразить, но одно едва заметное покачивание головы – и этого вполне достаточно, чтобы я передумала. Вместо этого я поворачиваюсь к Савви, в надежде уловить хоть малейший укол раскаяния, намек на извинение в ее лице, но она даже не смотрит на меня. Будто я для нее никто. Будто меня вообще не существует.

      Поэтому я поворачиваюсь и ухожу, высоко подняв голову и жуя отвратительную жвачку так ожесточенно, что можно сломать челюсть.

      Глава седьмая

      – Кто научил тебя мыть посуду, Халк?

      Я замираю, прекращая агрессивно тереть тарелку, и поворачиваю голову на одну жалкую долю дюйма. Это тот самый парень, которого я встретила днем, с той же ухмылкой на лице, будто она все это время не сходила с его губ.

      – Что ж, – говорит он, когда я не отвечаю, – если вся затея с мытьем посуды не сработает, по крайней мере, тебя ждет стабильная работа в роли детского талисмана «Даббл Баббл».

      Итак, он болтливый тип. Дерьмово. Какой бы интерес я ни испытывала к нему раньше, он смыт в канализацию, так же, как и остатки чили, которые я счистила с грязных тарелок.

      Он прислоняется к раковине, наблюдая за энергичной процедурой мытья, сушки и складывания посуды.

      – Кстати, я Финн.

      Я посылаю ему натянутую улыбку. Он улавливает это и театрально вздыхает.

      – Отлично, –