Есть совпадение. Эмма Лорд

говорит мягким голосом, звучание которого скорее исходит из меня, а не от него.

      – Тем утром…

      – Каникулы в День благодарения, – рычу я.

      Рот Лео открывается от удивления.

      – Ты помнишь.

      Даже если бы мои колени не собирались задрожать, я бы не знала, как на это реагировать. Я помню? Каждая мучительная секунда того случая так прочно вбита в мое сознание, что это, без сомнения, будет последним, что я увижу перед смертью.

      – О, да.

      – Когда мы почти…

      – Когда я почти…

      – Прости, – пробурчали мы оба. Я пытаюсь сделать шаг назад, а дурацкий паром качается, от чего я спотыкаюсь. Лео протягивает руку, чтобы поймать меня, и когда ему не удается, мой взгляд устремляется прямо на него.

      – Все в порядке. Это было тогда, – говорит он, пытаясь быть нахальным. – Я оставил это позади.

      Я смотрю на него, но чары уже разрушены.

      – Ты… оставил это?

      Он поднимает голову и почесывает затылок.

      – Я имею в виду… мы оба, верно? – говорит он очень быстро.

      – Верно, – шепчу я.

      Но ничего не кажется правильным, не с этими словами: «Я оставил это позади», – проносящимися в моем сознании. Имел ли он в виду смущение? Или что-то другое?

      Я поворачиваюсь к дверям, ведущим в носовую часть. Я оборачиваюсь, кивком показывая, чтобы он следовал за мной, и когда ловлю его взгляд, часть меня тянется к нему, не желая никогда оставлять. Боль, порожденная Лео, которую я пыталась игнорировать, гудит громче, чем когда-либо, подталкивая открыть рот и сказать что-нибудь.

      Но даже если я когда-то и нравилась Лео, я нравилась ему в прошедшем времени. В том смысле, что сейчас уже нет. Но будь это правдой, получается, что Конни намеренно лгала мне.

      Нет. Конни не стала бы лгать, особенно в таком важном вопросе, как этот.

      – Ты знаешь, что много лет назад был детеныш касатки, который отбился от своей стаи, весь день следовал за паромами? Ее назвали Спрингер.

      Лео начинает тараторить, как обычно бывает с ним перед тем, что Конни называет «информационными выбросами», – то есть, когда он встряхивает свой мозг и оттуда выпадает энциклопедия. Вот только на этот раз Лео не столько умничает, сколько нервничает, отчаянно пытаясь заполнить неловкость.

      Так что я слушаю. Ветер хлещет нам в лицо, раздувая мои кудри во все стороны и растрепывая волосы Лео. Вскоре паром замедляет ход, а я закрываю глаза и даю себе обещание. Что бы ни случилось, к концу лета я непременно забуду Лео. Я научусь снова быть для него просто другом, ради Лео, ради Конни, но в большей степени ради себя. То, что мы с Савви затеяли, может быть нам не по зубам, но я с этим непременно справлюсь.

      Я поворачиваюсь к нему, воодушевленная своей решимостью, почти сняв груз с души. Это будет экспозиционная терапия – Лео, Лео и еще раз Лео, пока он не надоест мне, прямо как в каникулы, когда мы ели пиццу «Номер двенадцать» из «Spiro’s» каждый день в течение двух недель и не могли больше смотреть на ананасы. К концу лагеря Лео станет ананасом, а я – свободой.

      – А