Кладовая солнца. Михаил Пришвин

как-с, – растерянно улыбнулся Аукин.

      В гостиной навстречу гостю встает Марья Людвиговна и встречает Аукина как настоящего гостя. Марья Людвиговна играет и сверкает для всех одинаково.

      – Почему же не пришла милая Аленушка?

      – Собиралась, да я отговорил, другим обидно очень.

      – Вы бы и других взяли.

      – Как их возьмешь, ведь их у меня одиннадцать номеров-с.

      Печальный возвратился Алпатов в переднюю встречать гостей: она не придет, вечер будет пустой. Но все-таки хорошо было догадываться, что не придет она потому, что бедная и гордая, и он такой же, как она, бедный и гордый. После этого богатая и роскошная Марья Людвиговна стала ему враждебной, и он решил с ней бороться.

      А гости начали звонить один за другим. Сначала шли все больше капитаны и управляющие пристанями, с сибирскими фамилиями – Россошных, Беспалых, Долгих. Потом начались учителя. Саратовский немец Яков Иванович Мюллер в форменном вицмундире; учитель словесности, тоже в форме, тонкий, как игла, с двоящимся взглядом, с кривыми губами и с рябою, похожей на картошку, женой; инспектор, молодой, ловкий, кругленький украинец Косач-Щученко; чахоточный учитель математики, чех Пикель; лохматый бурсак, учитель истории Смирнов. Роскошным явился уездный начальник, гигант с открытым лицом и двойной бородой.

      – Дядя извиняется, – сказал уездному начальнику Алпатов.

      Но тот, не слушая, прямо идет в кабинет и там скрывается от преследующего его Алпатова. Весь красный от гнева, Алпатов бежит к Марье Людвиговне и, запыхавшись, докладывает ей о «безобразии» уездного начальника.

      – Пойдемте немного пройдемся, – сказала ему, улыбаясь, Марья Людвиговна.

      И, взяв его под руку, идет с ним по коридору в переднюю.

      Лакей Александр куда-то ушел, никого тут не было. Тут, обняв юношу, она сказала:

      – Ты очень мил, давай поцелуемся.

      Алпатов отпрыгнул в угол, как от змеи.

      Но ей он от этого еще больше понравился. Она идет к нему, наступает ближе, и ближе улыбающиеся алые губы с маленькими черными усиками и белые хищные зубы.

      – Марья Людвиговна, – говорит он, – я буду драться.

      – Дерись, – отвечает она с хохотом, – я очень рада.

      Запускает ему в волосы обе руки и тянет к себе голову.

      Он сжал кулаки. Но вдруг все зазвенело.

      – Звонок, – сказала она, – открой дверь, но только помни, я до тебя все равно доберусь.

      Явился толстый протопоп Иоанн и тоже было направился в кабинет, но встретился в коридоре с директором и Астаховым. Все трое пошли в столовую. Алпатов идет за ними и на пороге стоит в изумлении. На большом столе посредине целая бочка с икрой, обложенная кедровыми шишками и потом дальше аршинными навагами, осетрами, стерлядями, нельмами; там дымились горячие пельмени; из кедровых темно-зеленых веток выглядывали бутылки. Так Марья Людвиговна по своему вкусу создала стиль сибирской тайги.

      Из другой комнаты, от карточных столов, чуть видные в облаках табачного дыма, сходятся гости.

      – Благорастворение