Алая роза в хрустальном бокале. Игорь Корольков

движения.

      – Вы ещё на свободе? – мрачно пошутил я.

      – Кто это? – насторожился Шестинский.

      – Берестенников.

      – Ты откуда звонишь?

      – Я в отпуске. Что у вас произошло?

      – Похоже, переворот.

      – Есть аресты?

      – Пока нет, но к Москве движутся танки.

      – Что с президентом?

      – Союзный, судя по всему, арестован в Форосе. Российский проскочил в Белый дом. Я сейчас тоже туда еду.

      – Что ещё?

      – Пока всё.

      Во время разговора мама стояла рядом с тарелкой и посудным полотенцем.

      – Что сказали? – спросила она.

      – К Москве идут танки.

      Мы пили кофе и ждали вестей ещё более тревожных. Центральная программа гоняла заявление гэкачепистов, а в перерывах крутила «Лебединое озеро». Украинские телевидение и радио словно не ведали, что происходит. Единственными источниками информации были западные радиостанции. Транзистор трещал и хрипел. «Свобода» сообщила, что президент СССР Горбачев под арестом на даче в Форосе.

      – А его не убьют? – спросила мама.

      – Кто же это знает…

      – Ты представляешь, как сейчас радуется Фарафонов?

      – Да уж!

      Я набрал номер приемной главного редактора.

      – Максим? Ты откуда?! – обрадованно воскликнула секретарша.

      – С Украины, Валентина Матвеевна. Соедините меня с главным.

      – Он в Верховном Совете.

      – Как вы там?

      – Плохо.

      – Газета еще не закрыта?

      – Пока нет.

      – Что за окном?

      – Всё как обычно.

      – Незванов на месте?

      – Да, я его видела.

      – Ситуация хреновая, – сообщил Андрей. – Введены Кантемировская и Таманская дивизии. По неофициальным и непроверенным данным, его уже нет в живых.

      – Да ты что?!

      – Бога ради, нигде эту информацию пока не используй.

      – Ладно. Запиши мой номер телефона и передай стенографисткам, пусть вызовут через час. Я продиктую заметку.

      – Окэй! Будет что-то новое – позвоню.

      Я сел к столу. Писал быстро, почти без правки, на одном воспалённом дыхании.

      К двенадцати позвонили из редакции, и я продиктовал три страницы текста.

      Мама сидела в кресле. Отец, пришедший с работы, подпирал дверной косяк.

      – Привет, пап! – сказал я.

      – Привет!

      – Ну и как?

      – Правильно написано.

      – Я не об этом. Как у вас на работе?

      – Все тихо ругают эту банду. Один начальник радуется.

      – Мне надо ехать в Москву, – сказал я.

      Мама словно ждала этого, и потому совершенно спокойно спросила:

      – Ты поедешь завтра?

      – Нет, сегодня.

      Мама вышла на кухню.

      – Может, переждёшь? – спросил отец.

      – Надо ехать.

      Отец тяжело вздохнул и сел.

      После обеда позвонил Андрей, сообщил, что закрыты все демократические