Алая роза в хрустальном бокале. Игорь Корольков

травы, мы возвращались с Ольгой на велосипедах. Вскоре проехали место, где пекли райские яблоки.

      В тамбуре грохотала сцепка. Из последнего купе вышла молодая женщина в длинном халате и притворила дверь.

      – Простите, – сказала она, – вы только что сели?

      – Да, – ответил я.

      – Это правда, что президент убит?

      Я вспомнил суровое предостережение Андрея.

      – Мне об этом ничего не известно, – сказал я.

      – А какие новости? Мы едем из Бухареста и ничего не знаем.

      – В Москве танки.

      – Как вы думаете, – спросила женщина, – чем всё это закончится?

      Я пожал плечами.

      Женщина ещё немного постояла, затем ушла к себе.

      Облака напоминали пепел дотлевающего костерка. Иногда они вспыхивали, словно кто-то пошевелил их, но тут же меркли. Далеко, среди полей, на покатом склоне, впадало в дрёму село. Две силосные башни, точно воины в шлемах, встали на ночной пост. Мне казалось, я слышу, как протяжно и лениво мычат коровы. Там сейчас пахнет навозом и скошенным клевером, а за селом, возможно, пацаны, сбившиеся в стайку, украдкой выкуривают одну на всех первую папиросу. Рвануть бы стоп-кран и уйти в то село. Подсесть к мальчишкам, научить их пускать кольцами дым. И ни о чём не думать.

      Я понимал: в Москве меня не ждёт ничего хорошего. И потому цеплялся за покинутый мир, который с каждым километром становился всё пленительнее и слаще. Запах пирога, дрожащие тени от герани на кухне, утренний воробьиный щебет… И алая роза в хрустальном бокале – нежная, хрупкая. Как память. Как надежда. Как жизнь.

      Закрой глаза. В виденье сонном

      Восстанет твой погибший дом,

      Четыре белые колонны

      Над розами и над прудом.

      И ласточек крыла косые

      В небесный ударяют щит.

      А за балконом вся Россия,

      Как ямб торжественный, звучит.

      Давно был этот дом построен,

      Давно уже разрушен он.

      Но, как всегда, высок и строен,

      Отец выходит на балкон.

      И, зоркие глаза прищурив,

      Без страха смотрит с высоты,

      Как проступают из лазури

      Судьбы ужасные черты.

      И чтоб ему прибавить силы,

      И чтоб его поцеловать,

      Из залы или из могилы

      Выходит, улыбаясь, мать.

      И вот, стоят навеки вместе

      Они среди своих полей.

      И, как жених своей невесте,

      Отец целует руку ей.

      А рядом мальчик остроглазый

      Прислушивается. К чему –

      Не знает сам. И роза в вазе

      Бессмертной кажется ему.

(Стихи Владимира Смоленского)

      – Чай будете?

      Проводник смотрел участливо и терпеливо.

      – Спасибо, это было бы кстати, – сказал я.

      Через минуту проводник принёс стакан чая в алюминиевом подстаканнике.

      – Осторожно, он горячий, – предупредил парень.

      Лесопосадки налились темнотой. В ветках